Хрустальный дом - Екатерина Оленева (2016)

Но самое главное — брат обладал необыкновенной обольстительностью, не зависящей, казалось, даже от него самого. Людей тянуло к нему как к магниту. Они теряли голову. Это не походило на обычную человеческую похоть, но то была и не любовь. Я бы назвал это жаждой обладания. Именно так — страстное желание не просто сжать в объятиях, а словно бы впитать в себя, слиться в одно целое. Это была как магия. Сводящие с ума чары.

Дядя Винсент вновь задумчиво покачал головой, словно в ответ на какую-то тайную думу:

— Раньше я думал, что Ральф погиб потому, что не сумел справиться со своей тёмной половиной. Но став старше и мудрее я пришёл к выводу, что это не он доигрался. Это мы его заиграли. Брата убили не его пороки. Его уничтожили наши страсти.

— Вы имеете в виду наш семейных грех — похоть?

— Наша тайная страсть вовсе не похоть, — покачал он головой. — Это гнев. Неконтролируемая, необузданная ненависть, страсть к разрушению и саморазрушению. Тебе этого не понять. По какой-то странной прихоти судьбы тебе эта фамильная черта не передалась. Но именно она часто всему причина и начало. Мой отец не умел справляться со своей яростью. Он слишком часто срывал её на Ральфе, как на идеальной, безответной жертве. Твоя мать не справилась со своей жаждой разрушения и тоже по-своему использовала Ральфа. Хотя по её задумке в этой истории жертвой предстает она, я-то слишком хорошо знаю их обоих, и брата, и сестру, чтобы не видеть истину.

— Без понятия, о чём вы сейчас говорите.

— В нашей семье вовсе не вы первые с Синтией открыли для себя радости внутрисемейного секса.

Я почувствовал приступ той самой фамильной ярости, о которой только что говорил дядя.

А ещё я ему не поверил.

— Вы хотите сказать, что моя мать спала с дядей Ральфом?! Да как вы смеете?!

Винсент смерил меня прохладным взглядом.

Он оставался подозрительно бесстрастен.

— Смею, потому что это правда. Официальная версия была такова, что Ральф изнасиловал нашу младшую сестру.

— Моя мать самая порядочная женщина из всех, кого я знаю. Не смейте порочить её имя!

— В мыслях не было. Я всего лишь сказал тебе правду. Скажу и ещё одну, не менее неприятную: Синтия не дочь Амадея. Она дочь Ральфа.

Новость была оглушающей.

Синтия — сестра мне лишь по матери?

Её отец — родной брат моей матери?

Её отец также и отец Ральфа, теперь уже третьего?

А значит, наш кузен вовсе ей не кузен? Он, как и я, ей сводный брат, но только по отцу?

Катастрофа!

Я всегда подозревал, что, несмотря на то, что спим мы все втроём, влюблена Синтия именно в Ральфа.

А ещё втайне надеялся, что придёт время, я счастливо выпаду из нашего тройственного союза, а Синтия и Ральф останутся счастливы — вместе.

Правда, в последнее время интуиция упрямо подсказывала, что Ральф отнюдь не намерен воплощать мой план в жизнь. И ситуацию он видит иначе.

Словом, отношения наши запутались дальше некуда. Кто в этой ситуации есть кто?

Кто для меня Ральф?

Для себя я его определяю в первую очередь как лучшего друга. Наши с ним многочисленные сексуальные опыты не более чем поиск совместных приключений. Что-то, что делать вместе весело, но без чего легко можно обойтись.

Я никогда не был влюблён в Ральфа и буду крайне удивлён, если окажется, что он хоть на краткий миг был влюблён в меня.

Другое дело Синтия. Как раз её чувства очень даже попадают под классическое понимание влюблённости. Причём — клинической.

Их отношения с Ральфом давно меня пугают.

В последнее время Ральф явно терпит Синтию только из-за меня. Он даже не берёт на себя труда скрывать своё пренебрежение. Синтия ярится, как дикая кошка.

Зато секс у нас безбашенно-бешенный. Огненный, как фейерверк.