Самая хитрая рыба - Елена Михалкова (2020)

На его памяти это был первый человек, которому Илюшин уступил свое кресло. Ярко-желтое канареечное кресло с высоким подголовником, купленное год назад за такие деньги, что Сергей, узнав цену, смог только выдавить: «Я бы тебя согласился на коленях держать за вдвое меньшую сумму».

Никто до старухи не додумался попросить Макара пересесть из него. Никому такое просто не приходило в голову.

А ей пришло.

– Макар Андреевич, не сочтите за каприз, голубчик: уступите мне ваш дивный ортопедический бержер. Буду вам чрезвычайно признательна.

И Макар Андреевич встает как миленький и послушно пересаживается в кресло для клиентов, хорошее, добротное, молчаливое кресло, а не этот… трон.

Теперь на троне восседала новая клиентка.

Она ему не подходила, точно советская кукла, упакованная в чрезмерно роскошную коробку из-под дорогой немецкой фрау. Не престарелая королева – всего лишь ухоженная старая женщина: тщательно завитые седые волосы, искусственный румянец, светло-голубые глаза за стеклами очков, увеличенные диоптриями. Брючный костюм, и на ногах – ядовито-зеленые кроссовки, своей амортизационной подошвой раздавившие продуманный образ почтенной дамы. Она готовилась к встрече, подумал Бабкин, делала укладку, деликатно нарумянила щеки, достала из гардероба забытый на много лет пиджак, – на плечах заломы от вешалки, от которых не избавиться даже парогенератором, – но вот обувь надела удобную, ту, от которой не болят ноги.

Женщина ее возраста никогда не купила бы такую модель. Дети привезли? Скорее, внуки.

– Отличные кроссовки, – одобрил Илюшин.

Она улыбнулась и сразу помолодела.

– В самом деле? Я долго выбирала. Были еще красные, но я решила, что красный в моем возрасте выглядит кричаще.

Сама выбрала? Не пенсионерские черные боты с тупыми носами, не широкие туфли на плоском ходу, а дикие зеленые кроссы, которые сам Бабкин не решился бы надеть, чтобы не выглядеть глупо в свои сорок с лишним лет?

Старуха поймала его изумленный взгляд и улыбнулась шире.

– Когда и носить такое, как не в моем возрасте, правда? Никто не подумает, что у меня плохой вкус, – все спишут на маразм!

В голосе ее прозвучало неподдельное веселье.

Бабкин смутился. Макар Илюшин захохотал.

– Анна Сергеевна, расскажите, пожалуйста, про соседа, – попросил он, отсмеявшись.

Она сразу стала серьезной.

– Мансуровы поселились в поселке чуть больше месяца назад. Они купили коттедж, который стоит напротив моего дома. Наш поселок – это бывшие мосфильмовские дачи. Мой дед получил там дачу в тридцать девятом году, он был художник на киностудии, лауреат Сталинской премии первой степени.

Илюшин нахмурился.

– Подождите… Ваш дед – Бережков?

– О, как приятно, что вам знакомо его имя! Да, Иван Давидович.

– Я слышал, это он – автор идеи поместить «Рабочего и колхозницу» на заставку Мосфильма.

Анна Сергеевна улыбнулась и покачала головой:

– Выдумки нашего времени. Кстати, вы знаете, что для заставки Мухина изготовила маленькую гипсовую скульптуру? Да-да, это копия. Но я отвлеклась. Мне сразу бросилась в глаза какая-то странность в отношении Мансурова к жене… Нет, не так. – Она задумалась. – Что-то плохое ощущалось рядом с этой четой, но поначалу я списывала это чувство на неприязнь к молодому человеку. Буквально с первого дня он вел себя грубо, некрасиво… А затем мне на глаза случайно попалась корзина с грибами, которыми он собирался накормить Наташу. И там были две бледные поганки. Я решила, что Мансуров просто не знает, что именно он сорвал и несет домой, однако позже выяснилось, что он опытный грибник. А сам не ест грибов.

– И вы полагаете, – прищурился Илюшин, – что он хотел отравить жену?

– Жену, да. А может быть, и ребенка.

– Расскажите о них, пожалуйста.