Лунный камень - Уилки Коллинз (1992)

— Она гостила у вас в этом доме, — ответил я. — Могу я просить вас пригласить ее сюда, не говоря о том, что она увидится здесь со мною?

— Здорово! — сказал мистер Брефф.

Произнеся только одно это слово в ответ на мое предложение, он снова прошелся по комнате.

— Проще говоря, — продолжал он, — мой дом должен превратиться в ловушку для Рэчель, с приманкою в виде приглашения от моей жены и дочерей. Если б вы были не Фрэнклин Блэк и если бы это дело было на волос менее серьезно, чем оно есть, я отказался бы наотрез. Но обстоятельства сейчас таковы, что я твердо уверен: сама Рэчель будет впоследствии благодарна за мое вероломство по отношению к ней, неожиданное для моих преклонных лет.

Считайте меня своим сообщником. Рэчель будет приглашена провести у нас день и вам своевременно дано будет знать об этом.

— Когда? Завтра?

— Завтра мы еще не успеем получить от нее ответ. Пусть будет послезавтра.

— Как вы дадите мне знать?

— Сидите весь вечер дома, я сам заеду к вам.

Я поблагодарил его за неоценимую помощь, которую он мне оказывал, с чувством горячей признательности и, отказавшись от гостеприимного приглашения переночевать в Хэмпстеде, вернулся на свою лондонскую квартиру.

О следующем дне я могу только сказать, что это был самый длинный день в моей жизни. Хотя я знал о своей невиновности, хотя я был уверен, что гнусное обвинение, лежавшее на мне, должно разъясниться рано или поздно, все же в душе моей было чувство самоунижения, как-то инстинктивно державшее меня вдали от моих друзей. Мы часто слышим, — чаще всего, впрочем, от поверхностных наблюдателей, — что преступление может иметь вид невинности. Гораздо вернее мне кажется то, что невинность может походить на преступление. Я приказал никого не принимать целый день и осмелился выйти лишь под покровом ночной темноты.

На следующее утро, когда я еще сидел за завтраком, неожиданно появился мистер Брефф. Он подал мне большой ключ и сказал, что ему стыдно за себя первый раз в жизни.

— Она придет?

— Придет сегодня завтракать и проведет целый день с моей женой и дочерьми.

— Миссис Брефф и ваши дочери посвящены в нашу тайну?

— Иначе было нельзя. Но женщины, как вы, может быть, сами заметили, не так строги в своих правилах. Мое семейство не испытывает угрызений совести. Так как цель состоит в том, чтобы свести вас с Рэчель, моя жена и дочери, подобно иезуитам, смотрят на средства для ее достижения со спокойной совестью.

— Я бесконечно обязан им. Что это за ключ?

— Ключ от калитки моего сада. Будьте там в три часа. Войдите в сад, а оттуда через оранжерею в дом. Пройдите маленькую гостиную и отворите дверь прямо перед собою, которая ведет в музыкальную комнату. Там вы найдете Рэчель — и найдете ее одну.

— Как мне благодарить вас?

— Я вам скажу, как: не обвиняйте меня за то, что случится после этого!

С такими словами он ушел от меня.

Ждать приходилось еще долго. Чтобы как-нибудь провести время, я стал пересматривать письма, принесенные с почты. Между ними оказалось письмо от Беттереджа.

Я поспешно распечатал это письмо. К моему удивлению и разочарованию, оно начиналось с извинения в том, что не содержит никаких особенных новостей. В следующей фразе необыкновенный Эзра Дженнингс появился опять!

Он остановил Беттереджа, возвращавшегося со станции, и спросил его, кто я таков. Узнав мое имя, он сообщил о том, что видел меня, своему патрону, мистеру Канди. Доктор Канди, услышав об этом, сам приехал к Беттереджу выразить свое сожаление, что мы не увиделись. Он сказал, что имеет особую причину желать встречи со мною и просил, чтобы я дал ему знать, как только опять буду в окрестностях Фризинголла. Кроме нескольких фраз, характерных для философии Беттереджа, вот все содержание письма моего корреспондента.

Добрый, преданный старик сознавался, что написал его «скорее из удовольствия писать ко мне».