Когда сыщик описал мне место, я тотчас узнал в нем хижину рыбака по имени Йолланд, живущего с женой и двумя взрослыми детьми, сыном и дочерью.

Если вы оглянетесь несколько назад, вы припомните, что, представляя впервые вашему вниманию Розанну Спирман, я упомянул, что, бывая на Зыбучих песках, она изредка посещала друзей в Коббс-Голле. Друзья эти и были Йолланды — почтенные, достойные люди, делавшие честь нашим окрестностям.

Знакомство Розанны с ними началось собственно с их хромой дочери, известной под именем Хромоножки Люси. Две страдавшие физическим недостатком девушки имели, по-видимому, какое-то дружеское тяготение друг к другу. Как бы то ни было, Йолланды и Розанна в те редкие случаи, когда встречались, всегда были в теплых, приятельских отношениях. И то, что сыщик Кафф проследил девушку до их коттеджа, заставило меня по-новому отнестись к его просьбе помочь ему. Розанна пошла туда, где часто бывала, — и доказать, что она была в обществе рыбака и его семьи, было все равно, что доказать ее полную невинность. Стало быть, выполнить просьбу сыщика Каффа значило оказать девушке услугу, а не вред.

Мы пошли в Коббс-Голл и, пока было еще светло, видели следы на песке.

Когда мы дошли до хижины, выяснилось, что рыбак с сыном уехали в лодке, а Хромоножка Люси, всегда слабая и утомленная, отдыхала наверху в своей спальне. Добрая миссис Йолланд одна приняла нас в кухне. Когда она услышала, что сыщик Кафф — лицо, знаменитое в Лондоне, она поставила на стол бутылку голландского джипа, положила пару чистых трубок и не спускала с сыщика глаз, как будто не могла на него насмотреться.

Я спокойно сидел в углу, ожидая, что сыщик наведет разговор на Розанну Спирман. Его обычная манера начинать разговор с околичностей сказалась и в этом случае. Он начал с королевской фамилии, с первых методистов и с цеп на рыбу и перешел от всего этого (со своей обычной меланхолической и скрытной манерой) к пропаже Лунного камня, к злобности нашей старшей горничной и к жестокому обращению служанок с Резанной Спирман. Дойдя, таким образом, до главного предмета, он о себе самом сказал, что наводит справки о пропаже алмаза отчасти для того, чтобы отыскать его, отчасти для того, чтоб оправдать Розанну от несправедливых подозрений ее врагов в нашем доме. Через четверть часа после нашего прихода добрая миссис Йолланд была убеждена, что разговаривает с лучшим другом Розанны, и уговаривала сыщика Каффа подкрепиться и оживить свою душу голландской бутылочкой.

Будучи твердо уверен, что сыщик попусту тратит время с миссис Йолланд, я сидел и слушал их разговор почти так, как, бывало, прежде слушал в театре актеров. Знаменитый Кафф выказал удивительное терпение, уныло пытая счастье и так и эдак и производя выстрел за выстрелом, так сказать, наудачу, — авось попадет в цель. Все — к чести Розанны, ничего — ей во вред, — вот как это кончилось, сколько он ни старался. Миссис Йолланд несла разный вздор и верила сыщику слепо. Когда мы взглянули на часы и встали с намерением проститься, он сделал последнюю попытку:

— Теперь я пожелаю вам доброго вечера, сударыня, — произнес сыщик, — и скажу на прощанье: ваш покорнейший слуга — искренний доброжелатель Розанны Спирман. Но, поверьте, ей не следует оставаться на этом месте; мой совет ей — оставить его.

— Господи помилуй, да ведь она его и оставляет! — вскричала миссис Йолланд.