Тайное место - Тана Френч (2018)

– Давай закажем пиццу, – улыбается отцу Холли. Когда она, бывало, приезжала на выходные в его унылую квартирку, они заказывали пиццу и поедали ее на крошечном балконе, глазея на набережную Лиффи и болтая ногами, просунув их между перил, – для стульев места на балконе не было. Судя по потеплевшим глазам отца, он тоже все помнит.

– Я тут устраиваю кулинарное шоу, а ты просишь пиццу? Ах ты неблагодарный поросенок. Да и все равно мама сказала, что цыпленка надо приготовить.

– И что же мы готовим?

– Тушеного цыпленка. Во всяком случае, такой рецепт написала мама, – он кивает на листок, прижатый разделочной доской, – а уж что получится… Как прошла неделя?

– Норм. Сестра Игнатиус произнесла прочувствованную речь о том, что мы должны решить, чему хотим учиться в колледже, и что вся наша будущая жизнь зависит от верного решения. А под занавес так разошлась, что отправила нас всех в часовню помолиться нашим святым покровителям, чтобы указали верный путь.

Именно такого смеха она и ждала.

– И что тебе поведала твоя святая?

– Велела стараться как следует и не завалить экзамены, чтобы не застрять с сестрой Игнатиус еще на целый год!

– Какая разумная святая. – Отец сбрасывает очистки в ведро для компоста и начинает резать картошку. – Не слишком ли много монахинь в твоей жизни? В принципе, можно в любой момент переехать из пансиона домой. Ты же знаешь, только скажи.

– Не хочу, – поспешно отвечает Холли. Она так и не понимает, почему отец позволил ей жить в пансионе, особенно после истории с Крисом, и всегда готова, что он в любой момент передумает. – Сестра Игнатиус в целом нормальная. Мы просто подшучиваем над ней. Джулия умеет изображать ее голос. Она однажды весь урок ее передразнивала, а сестра Игнатиус даже не заметила и все не могла понять, чего мы давимся от смеха.

– Вот ведь хулиганка, – усмехается отец. Ему нравится Джулия. – Но все же сестра дело говорит. Ты уже думала, чем займешься после школы?

Последние месяцы Холли кажется, что все взрослые только об этом и твердят.

– Может, социологией, – отвечает она. – В прошлом году к нам на профориентацию приходил социолог, мне тогда понравилось. Или в юристы подамся.

Не оборачиваясь, она прислушивается, но отцовский нож стучит в прежнем ритме, как будто ничего особенного не прозвучало. Мама – юрист. Отец – детектив. У Холли нет братьев или сестер, которые продолжат дело отца.

Она заставляет себя поднять голову, на лице отца только оживление и интерес.

– Ух ты. В прокуроры, адвокаты или поверенные?

– В адвокаты. Может быть. Не знаю, я пока только прикидываю.

– У тебя в любом случае точно есть для этого все данные. Защита, значит?

– Думаю, да.

– А почему не прокурор?

Все еще радостно заинтересован, но Холли чувствует холодок: не одобряет. Она пожимает плечами:

– Просто защита кажется интересной. Это достаточно мелко нарезано?

Холли пытается припомнить все те случаи, когда отец решил, что ей не следует чего-то делать, а она все равно сделала, или наоборот. Пансион – единственный раз, когда ей удалось добиться своего. Иногда он напрямую говорит “нет”, но чаще просто само собой ничего не получается. А порой Холли в итоге даже думает почему-то, что он прав. Она не собиралась сообщать ему о своих планах насчет юридического, но чуть расслабишься, утратишь бдительность – и вот ты уже выкладываешь отцу всю правду.

– По мне, так вполне. Сыпь сюда. (Холли соскребает нарезанный чеснок в кастрюлю.) И порежь еще порей. Так почему защита?

Холли возвращается на свою табуретку.

– Потому. На стороне обвинения – сотни людей. – Отец заинтересованно ждет, и она вынуждена продолжить: – Просто… ну, не знаю. Детективы, оперативники, экспертиза, прокуроры. А на стороне защиты только человек с его жизнью – и адвокат.