Страх - Франк Тилье (2016)

Они вошли в воду как можно тише, пригнувшись, чтобы избежать шарившего по топи луча. Трясина умолкла, ни шепота, ни звука. Никогда Шарко не слышал такого безмолвия. И молча следовал сквозь мрак за своей провожатой.

Они добрались до большого мертвого ствола. Флоренсия привалилась к нему, чтобы передохнуть. Шарко сделал то же самое. Ему казалось, что из-за воды колено распухло в два раза больше. Лодки удалились. Флоренсия снова пустилась в дорогу. Она уже проделала этот путь в обратную сторону, чтобы забрать его, и теперь выглядела измученной. Шарко с трудом представлял себе ее крестную муку, когда она тащила за собой слепого да к тому же умственно отсталого из Колонии, преодолевая эти неумолимые воды.

— Мы все работали в Колонии, — продолжила она тихо. — Весь Торрес. Больница основана в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Тогдашний директор специально выбрал место на зеленом полуострове, окруженном топями, чтобы избежать побегов. Тут принимали тяжелых душевнобольных, которые никому не были нужны… С самого начала персонал составлял единую замкнутую группу. Больница стала частью их самих, их генов. Деды, отцы, сыновья Торреса проводили здесь свои дни. Они тут были везде, в каждом закоулке — на кухне, в хозяйственной части, занимались уборкой, уходом за больными…

Она надолго замолчала, продолжая свою бесконечную ходьбу по воде, которую замедляли всевозможные водяные растения. Наконец Флоренсия снова заговорила:

— Тогда, если и случалось что-нибудь, никто ничего не говорил. Потому что и экономика поселка, и наши собственные жизни целиком зависели от больницы. Так-то вот… Все были безмолвными наблюдателями того, что творилось в Колонии со времени прибытия нового директора. Он возглавил заведение в семьдесят седьмом году, его назначил сам генерал Видела. Альберто Санчес… Через год с начала диктатуры…

Призрак диктатуры… Опять.

— Сколько лет было этому Санчесу? — спросил Шарко.

— В семьдесят седьмом? Не знаю. Может, лет пятьдесят. Сейчас он, наверное, уже умер. Этот тип был безумцем — опасным, прямолинейным, непреклонным. Но, несмотря на ужасы, которые он творил в этой больнице, все держали язык за зубами. Нас затянуло в эту машину, мы боялись потерять работу, боялись его мести…

Ее глаза, блеснувшие в лунном свете, выражали сожаление.

— Мы все виноваты — кто-то из-за своего молчания, а кто-то из-за соучастия. Когда больницу закрыли из-за… стараний некоторых храбрецов, которые сунули свой нос в дела Колонии, — Торрес умер, многие обезумели. Озлобились. Они ужасно боялись оказаться на скамье подсудимых, если правда выплывет наружу. Это с ними вы сегодня столкнулись в больнице. И они же связались с теми, кто вас сейчас преследует. С мафией…

Они добрались до большого мертвого ствола. Обогнули его и направились к выпуклому, словно черепаший панцирь, островку. Место, по которому они сейчас шли, было относительно открытым и, стало быть, опасным. Флоренсия приложила палец к губам и, пригнувшись, двигалась вперед, проворная, как ондатра. Шарко старался не отставать. Они были посреди широкой протоки, когда звуки мотора стали громче. Вдалеке появились головы охотников, в лунном свете вырисовывались силуэты с ружьями. Флоренсия ускорила темп, ее лицо застыло от напряжения.

Они достигли похожего на черепаху островка и, спрятавшись в траве, перевели дух, пока мимо проплывал, удаляясь, один из «Зодиаков». Флоренсия вытянула перед собой руку и прошептала:

— Это там. Мы почти дошли, до леса метров триста осталось, а там и освобождение.

Скривившись от боли, Шарко потер колено.

— Выдержите? — спросила Флоренсия.

Он кивнул, хотя все его тело вопило «нет». Стиснув зубы, они снова вошли в холодную воду и снова выбрались на полосу зыбкой земли, но всего на несколько сотен метров. Берег и в самом деле оказался не дальше.