Синдром Е - Франк Тилье (2017)

– Это каталог. Зная фамилию ребенка, вы бы сразу, буквально за пять минут, вышли на его дело, но у вас так мало сведений, что, видимо, придется смотреть реестры по годам поступления детей в ту или иную организацию или картотеки самих этих организаций. Они – в других ящиках, вон там, и в них можно найти списки всех их воспитанников. Возможно, вы обнаружите одни и те же имена, одни и те же сведения в фондах разных организаций и за разные годы, но это естественно, потому что в то время переводить детей туда-сюда было обычным делом, сироты не оставались в одном месте дольше нескольких лет. Когда вы найдете карточку ребенка, который как будто бы вам подходит, вам придется сравнить привезенный из Франции снимок с фотографией в его досье. Ну, вроде бы все сказала, значит могу вас оставить… Да! Вот телефон, если появятся вопросы, звоните.

– А это внутренний телефон или можно позвонить куда-то еще? У меня мобильник не работает.

– Можно куда угодно, но вам представят счет за переговоры. Главное, когда соберетесь уходить, не забудьте позвонить в приемную, иначе заблудитесь в наших лабиринтах.

Патриция пошла к двери, Люси задержала ее:

– Вы мне не ответили! Что вы имели в виду, говоря «незаконные дети»?

Архивистка сняла свои круглые очочки и тщательно протерла стекла лоскутком замши.

– Ясно же, что речь о внебрачных детях. Вы сказали, что работаете в полиции? Так что вам все-таки нужно, скажите точнее!

– Должна признаться, сама толком не знаю…

– Если вы отважитесь рыться в прошлом Квебека, прошу вас, отнеситесь к этому ответственно. Это был достаточно мрачный период, и все здесь стараются о нем забыть.

– Вы о чем?

Но Ришо уже выбежала из зала, хлопнув дверью. Люси положила рюкзак на круглый столик. Интересно, что хотела сказать эта женщина? Мрачный период… Есть ли тут связь с ее поисками?

Она вздохнула и огляделась:

– Ладно… У меня еще черт-те сколько дел!..

Люси набралась храбрости и – поскольку никаких фамилий не знала – направилась к стеллажу с реестрами по годам поступления детей в приюты. На ходу она соображала: фильм снимался в 1955-м, девочке на качелях лет восемь или чуть поменьше. Маловероятно, что ее взяли в приют в том же году, потому что она, похоже, хорошо знает и людей, и место. Кроме того, мастерица читать по губам заметила, что за время съемок девочка подросла. Люси решила начать с предыдущего, 1954 года.

– Господи боже мой!..

Только в одном 1954 году в приюты региона было принято три тысячи семьсот двенадцать сирот. Просто-таки массовое переселение детей…

Люси сосредоточилась. Ага! У нее же есть одно имя, и это очень ценно! Несколько звуков, считанных с губ девочки, снятой в старой черно-белой короткометражке. Она открыла блокнот, нашла страничку с записями совещания в Нантерре и встречи со специалисткой по расшифровке немого кино, прочитала: «Что случилось с Лидией?» Имя было обведено.

Лидия…

Их оказалось примерно три десятка – списков за 1954 год, составленных по алфавиту, по первой букве фамилии, и Люси стала читать один список за другим, не пропуская ни единой строчки: девочки и мальчики шли тут вперемешку. Написанные от руки фамилия, имя, возраст, номер досье – вот и все, ничего больше.

Первый раз она наткнулась на Лидию, дойдя до буквы «М»: Лидия Маршан, семь лет. Записала номер досье и бросилась к бумажной стене, чтобы извлечь оттуда документы. Открыла папку. Нет, Лидия Маршан с фотографии не была похожа ни на одну из девочек, кадры с которыми удалось извлечь из фильма. Но ведь Лидия могла не участвовать в эпизоде с кроликами, такое вполне возможно?

Отступать нельзя. Тем более сейчас, когда кое-что у нее уже есть: название организации, которая приняла к себе эту Лидию. Люси прочитала: «Монастырь сестер Доброго Пастыря в Квебеке…», поспешно вернулась к ящикам, нашла архивное дело этого монастыря и обнаружила там учетные листки пансионерок числом триста сорок семь.