Птица в клетке - Таис Сотер (2018)

То, что Владимир может быть причастен к покушению, он начал подозревать сразу же, как Алана рассказала о смерти Дали. Она пришла в тот день очень подавленная. Былые спокойствие и невозмутимость, которые почти никогда не сходили с лица психиатра, исчезли после покушения на Эрику. Алана вернулась тогда под утро, молча забралась в постель к сонному Юрию и, уткнувшись ему в плечо, тихо заплакала. Ей понадобилось минут десять, чтобы начать говорить. Но, находясь в сильном душевном расстройстве, психиатр рассказывала так, будто писала отчет — сухо, почти отстранение. И избегала называть подопечную по имени, используя обезличенное «эспер». Но Юрия сложно было обмануть, когда дело касалось вины и собственной беспомощности. Уж в этом-то он был специалистом.

— И вот теперь Дали мертв, а эспер, возможно, никогда уже не вылечится, — наконец закончила Алана, вытирая распухший нос тыльной стороной ладони. Как и многих рыжих, слезы ее не красили. Но для Юрия такая она — покрасневшая, встрепанная, пахнущая больницей и кофе, — была ближе и роднее. Он прижал ее к груди, успокаивающе перебирая длинные гладкие пряди.

— Подожди, может, все наладится, — пробормотал он вполне искренне.

— Как? Я не знаю, как ей помочь. Просто не понимаю.

— Ты поймешь. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться.

«А мне — понять, как именно получилось, что Дали стал опасен для Эрики».

— Док… Как ты думаешь, почему он так сделал?

— Разум Дали оказался слишком хрупким для того, чтобы выдержать последствия импринтинга.

Для Цехеля это звучало как чушь. Он видел Дали после импринтинга и понимал, как работает дар Эрики. Да, этот дар мог быть опасен — но опасность его была в длительности и мягкости воздействия, а не в силе. Тот человек, на которого воздействовала девушка, под влиянием чужих эмоций мог совершить что-то невозможное для себя и от этого пострадать, но эмпатия не разрушала личность, а мягко встраивала в нее то, что нужно было эсперу. Идеальное принуждение, наносящее минимальные повреждения тем, на кого оно было направлено. Замир, тот охранник, что тайком принес Эрике носки, Зарина… все они в разное время так или иначе подвергались воздействию со стороны эмпатки, пусть и с разной интенсивностью. И Юрий не нашел ни одного подтверждения, что внушение это было опасно для мозга, ничего похожего на разрушение ментальной сферы после действий телепатов.

Даже Сафар Дали… Да, он глупо влюбился в Эрику, нарушил все возможные правила, а потом попался. И наверное, мог страдать еще несколько месяцев или больше. Но чувства дока прошли бы, как и любая влюбленность, оставив после себя недоумение: «Что же я находил в том человеке?» Он не должен был желать умереть, тем более желать причинить вред тому, к кому был привязан. А значит, ему кто-то помог. Помимо Юрия был один такой человек. Владимир.

— В больнице, наверное, много охраны. Интересно, меня пропустят к Эрике? — вслух спросил гардарик.

— Почему бы тебе не спросить императора?

— Кстати, как Ядгар? — тут же поменял он нить разговора. — Ты же видела его?

— Он… такой же, как обычно. — Алана высвободилась от объятий, дотянулась до салфеток на тумбочке и громко высморкалась. Смущенно улыбнувшись, продолжила: — Не могу понять, как вы дружите.

«Как вообще можно дружить с таким человеком?» — читалось во взгляде Кронберг.

Он ответил на оба вопроса.

— Правда в том, что мы оба не особо умеем ладить с людьми. Альге спасает его должность, а я просто хорошо умею скрывать свой неуживчивый характер.

— Даже я тебя не раскрыла, — иронично покачала головой Алана.

Юрий встал с кровати и потянулся до хруста.

— И глядя на тебя, я понимаю почему. — Кронберг хмыкнула. — Но, может быть, ты оденешься?

— Я думал, тебе приятен мой вид. — Он хитро посмотрел на нее, радуясь, что Алану удалось немного отвлечь.

Она грустно улыбнулась, а потом — неожиданно, кажется, не только для Юрия, но и для себя — сказала: