Война - Роман Злотников (2012)

Все попытки американцев втиснуться в ряды победителей удалось отразить. Лидерство в этом процессе «европейской самообороны» мы скромно отдали англичанам и французам, сделав вид, что всего лишь вежливо поддерживаем союзников. Николай даже разок вызвал в Зимний главных редакторов, известных журналистов и эдак по-отечески пожурил их — мол, негоже идти на поводу у эмоций и так беспардонно наезжать на «одного из наших союзников в закончившейся войне». Ну да мы-то торговали с американцами довольно активно, закупили у них во время войны много чего — от элитного скота до станков и оборудования. Так что американская пресса нас даже, можно сказать, похвалила, обгавкав англичан и французов и сухо заметив, что из трех великих держав-победительниц только Россия «заняла наиболее взвешенную позицию», но «была принуждена уступить давлению». Прочитав это в «Нью-Йорк Таймс», я, помнится, облегченно вздохнул. Открыто портить отношения с САСШ было еще рановато. Да я бы вообще с ними портить отношения не стал, если честно, но, скорее всего, придется. Больно наглые ребята, а уж амбиции у них…

Попытка англичан протащить на конференцию лимитрофы, дабы организовать из них крупный пул «заднескамеечников»[44], в состав которых они пропихнули все пять своих доминионов, а также кучу непонятно с какого боку причастных к войне государств типа Либерии, удалась. Но не бесплатно. Англичанам пришлось согласиться с участием в конференции и наших протеже — от новых балканских государств до семи новых государственных образований, возникших на месте аравийских и междуреченских вилайетов бывшей Османской империи. По итогам череды восстаний, прокатившихся по тому региону в 1916 году, мы с помощью двусторонних торгово-экономических договоров могли, по первым прикидкам, претендовать там на половину, а то и на две трети всей нефти Персидского залива. Основным аргументом, перетянувшим на нашу сторону так много новообразованных государств, оказались отнюдь не наши агенты влияния, хотя и они, конечно, помогли. Основным аргументом стало то, что мы имели общую границу с Турцией и после Босфорской операции и подавления Царьградского мятежа выглядели в глазах турок самыми опасными противниками и вообще силой, которой они просто не способны были противостоять. Вследствие чего те новообразованные государства, которые не только были признаны Российской империей, но и сумели заключить с ней хотя бы один договор, мгновенно становились табу для турецкой армии, кое-как пытавшейся справиться с тем, что турки все еще считали мятежом в своих провинциях. Ибо Россия в ноте, направленной в адрес турецкого правительства, прямо заявила, что готова отстаивать свои интересы в районе Персидского залива, основывающиеся на заключенных торговых и иных соглашениях, всеми возможными способами. То есть и военной силой. А для воздействия на Турцию военной силой нам, в отличие от англичан, не требовалось куда-то везти войска — достаточно было пешком перейти границу… Иначе бы нам там пришлось куда труднее. Все-таки у англичан там тоже были довольно сильные позиции.

В самой конференции я лично не участвовал, только в заключительной части. Но ее итоги, зафиксированные в мирных договорах, счел вполне приемлемыми. Конечно, не всего, чего хотелось, удалось достигнуть, но, так сказать, по гамбургскому счету мы получили максимум возможного. Отдавая должное дипломатам, я, однако, был склонен объяснить львиную долю успеха уникальной позицией России на этой конференции. Ибо, по сути, России здесь не нужно было ничего, потому что самые крупные трофеи войны уже были у нас в руках. Причем наши союзники их полностью одобрили… Нет, конечно, было что-то, чего мы желали бы получить еще, и за это наши дипломаты отчаянно сражались в словесных и бумажных битвах, но по сравнению с тем, что у нас уже имелось, либо с тем, что стремились получить остальные, это были жалкие крохи. Впрочем, мы и от них не отказались.