На льду - Камилла Гребе (2016)

Лето было в разгаре, радуя всеми оттенками зеленого. Мы шли по коридору. Эхо от наших шагов металось между стен, как мячик для настольного тенниса. Я старалась идти с ним в такт, но он все время ускорял шаг. Спик спешил к стеклянным дверям, сквозь которые в помещение врывался яркий солнечный свет, посылавший всполохи по грязно-коричневому полу.

– Мы не можем встречаться, Эмма, ты же понимаешь.

Он остановился и повернулся ко мне. Мы стояли перед кабинетом физики. Грязно-серые стены начали сжиматься вокруг меня, потолок опускаться, мне стало трудно дышать. Я подняла глаза к опасно накренившемуся потолку – белому с пятнами жевательного табака-снюса. Как снюс оказался на потолке?

Спик положил руку мне на плечо и слегка похлопал, как будто утешал маленького ребенка. Неужели он не понимал, как унизителен был этот простой жест? Мое лицо залилось краской. То ли от стыда, то ли от злости.

Он использовал меня. Он играл со мной. Сосал, лизал, целовал, ласкал и входил в меня. А теперь говорит, что я ему не нужна. Поиграл со мной и бросил. Взял то, что ему было нужно, и пошел дальше. Я недостаточно хороша для него.

– Как это не можем встречаться? – спросила я и тут же пожалела об этом, поскольку не хотела навязываться, не хотела, чтобы он считал меня капризным ребенком.

Он странно посмотрел на меня и отшатнулся так, словно от меня неприятно пахло.

– Раньше же ты хотел, – продолжала я.

– Я не понимаю, – произнес он, но в этот момент прозвенел звонок, и ученики высыпали в коридор, просочились мимо нас и одной сплошной подростковой массой рванули к выходу. Спик не отводил от меня взгляда.

– Я хочу тебе помочь, Эмма, но не таким способом. И в этот момент что-то внутри меня сломалось. Боль была такой сильной, что мне показалось, будто я умерла, будто на меня обрушился потолок и раздавил в лепешку, подняв клубы бетонной пыли. Я ощущала боль каждой клеточкой своего тела, ощущала, что на мне живого места не осталось, я превратилась в одну сплошную боль. И стыд.

На улице Лютценгатан я иду по ковру из опавших кленовых листьев. Это все равно что идти по глубокому снегу, только в носу стоит запах гнилой листвы. Ветер подхватывает листья, они кружатся вокруг меня, как ласточки. Загипнотизированная этим природным спектаклем, я замираю. Я и забыла, что жизнь может быть такой прекрасной, такой совершенной.

Он ждет меня у кафе-булочной на Вальхаллавэген, как и обещал. Я его сразу узнала. На журналисте та же старая парка. Ветер треплет тонкие светлые волосы. Вид у него смешной, и я отвожу взгляд, чтобы не рассмеяться.

Мы здороваемся и входим в теплое тесное кафе. Как обычно, там царит полумрак. Мы покупаем кофе и булочки-плетенки и садимся у стены.

– Как дела на работе? – начинает он с невинного вопроса, как будто мы старые приятели, встретившиеся, чтобы обсудить последние новости.

– Нормально.

– Правда? – изображает удивление он. Но я решаю не упоминать то обстоятельство, что меня уволили. Это было бы местью. Впрочем, это и есть месть. Твоя работа за мою, Йеспер.

– Ну, вы в курсе, как у нас все обстоит. Он кивает и запихивает полбулки в рот.

– Отвратительно, – произносит он, делая ударение на каждый слог, чтобы дать мне понять, какой ужасной считает работу в этой компании.

– Ну да.

– И как вы выдерживаете?

– Это работа. Мне нужны деньги.

– Капитализм, – бормочет он угрюмо.

– У меня нет выбора. Он кивает.

– Понимаю. И ценю вашу смелость. Очень отважно прийти сюда сегодня. Так что вы хотели рассказать?

Теперь на смену наигранному сочувствию пришло любопытство. Я понижаю голос и наклоняюсь вперед, чтобы нас никто не услышал.

– Йеспер Орре. Я кое-что о нем знаю.

– Я слушаю, – говорит он, тоже передвигаясь ближе. Я вижу сахарную пудру у него на губах и чувствую его кофейное дыхание.

Я изображаю тревогу и отклоняюсь назад.