Бешенство - Тесс Герритсен (2008)

Дворак опустил иглодержатель и посмотрел на Альпрена.

– Почему вы сосредоточились только на ней? А как насчет сиделки ее матери?

– У Джейн Нолан безупречный послужной список. Мы проверяли три места ее прежней работы. И не забывайте, это она позвонила нам и подняла вопрос о жестоком обращении.

– Возможно, чтобы прикрыть собственную задницу.

– Взгляните на это с позиции доктора Харпер. Она симпатичная женщина, однако у нее нет ни мужа, ни собственной семьи. Возможно, она даже ни с кем не встречается. Она прикована к пожилой слабоумной матери, которая никак не хочет на тот свет. Затем у нее начинаются неприятности на работе, и стресс возрастает.

– И приводит к попытке убийства? – Дворак покачал головой.

– Правило номер один: прежде всего ищи в семье.

Дворак завязал последний узелок и отрезал нитку. Посмотрев на зашитое тело, Альпрен с отвращением фыркнул:

– Боже! Настоящий Франкенштейн.

– Это будет под костюмом. Даже нищему позволено достойно выглядеть в гробу. – Дворак снял халат и перчатки и пошел к раковине мыть руки. – А как насчет случайного отравления? У ее матери был Альцгеймер. Неизвестно, что она могла запихнуть себе в рот. В доме мог быть крысиный яд.

– Который дочь могла преднамеренно оставить так, чтобы мать его нашла. Правильно.

Дворак продолжал мыть руки.

– Интересно, что доктор Харпер отказывается говорить со мной без своего адвоката, – заметил Альпрен.

– В этом нет ничего подозрительного. Вполне разумно.

– Да, только это заставляет задуматься.

Дворак вытер руки, не глядя на Альпрена, не смея взглянуть на него. «Я не должен комментировать его расследование, – думал Дворак. – Я недостаточно посвящен. И мне совсем не хочется выстраивать дело против Тоби Харпер». Хотя этим-то ему и придется заниматься, этого требует его работа. Проверять улики. Делать логические выводы.

Ему не нравилось то, о чем свидетельствовали улики.

Пожилая женщина явно была отравлена, но произошло это случайно или преднамеренно, определить невозможно. Дворак не верил, что в этом виновата Тоби. Или просто отказывался верить? Неужели он утратил объективность только потому, что она была ему симпатична?

Прошлым вечером он боролся с искушением перезвонить ей. Он дважды брался за трубку, но затем снова клал ее, напоминая себе, что не может обсуждать улики с вероятным подозреваемым. Сегодня утром она сама пыталась дозвониться ему. Он отгородился секретаршей, попросил заворачивать все звонки Тоби. Ему было противно, однако выбора не оставалось. Как ни была уязвима и беззащитна сейчас Тоби, он не мог предложить ей утешение.

После ухода Альпрена Дворак вернулся в лабораторию. Коробки с препаратами были сложены на столе и ожидали описания. Эту тихую одинокую работу Дворак любил. Он целый час сидел, склонившись над микроскопом, отгородившись от всего мира. Тишину нарушало только позвякивание стекол. Отшельник в своей келье, отгородившийся от всего света. Обычно ему нравилось работать в уединении, но сегодня он чувствовал себя несчастным и разбитым и не мог сосредоточиться.

Он посмотрел на свой палец, где остался крошечный шрам от лезвия скальпеля. Напоминание о том, что и он смертен, что мелкие на первый взгляд события могут привести к катастрофе. Можно не вовремя спуститься с тротуара. Сесть не на тот самолет. Перед сном выкурить в постели сигарету. Призрак смерти постоянно следит за нами, все время ждет своего часа. Дворак смотрел на шрам и представлял, как распадаются его нейроны, доведенные до самоубийства полчищами чужеродных прионов.

И ничего нельзя поделать – только сидеть и ждать появления симптомов. Год, от силы два. А потом наступит освобождение. Жизнь снова к нему вернется.

Он закрыл коробку со стеклами и уставился на пустую стену перед собой. «А когда вообще у меня была настоящая жизнь?»

Дворак задумался, не слишком ли поздно начать ее.