Присягнувшие Тьме - Присягнувшие Тьме (2009)

Я перешел на «ты»:

– Не забывай, что я как-никак легавый.

– Срок давности истек. В общем, мы доперли, что по эту сторону границы в богатых домах тоже найдется чем поживиться. Сартуи, Морто, Понтарлье. Однажды ночью мы взломали странную мастерскую – там было полно ценных часов. И тут я увидел фотографии. Снимки Сильви и ее дочки. Черт, я был в ее доме! В доме моей любимой, которая вышла замуж и родила дочку.

Он затянулся, заново переживая свое удивление и горечь.

– Я велел дружкам оставить все как есть. Им это не понравилось, но они смирились. А потом я разыскал Сильви.

– Она уже овдовела?

Он подул на тлеющий кончик сигареты, который сразу стал ярко-розовым.

– Что правда, то правда. Я еще на что-то надеялся. Но наши пути разошлись навсегда.

– Она поучала тебя как христианка?

– Это не в ее характере. Да она и не была такой дурочкой, чтобы надеяться молитвами и проповедями направить меня на путь истинный. Заставить за гроши горбатиться на лесопилке.

– Но иногда ты горбатился.

– Иногда. Под настроение.

– Как сейчас?

– Сейчас – другое дело.

– Почему другое?

Казвьель, словно не расслышав, глотнул кофе.

– А когда убили Манон, что ты почувствовал?

– Гнев. Бешенство.

– Сильви говорила тебе об анонимных звонках?

– Нет, ничего не говорила… Иначе… Я бы ее защитил. Тогда бы ничего не случилось.

– Но ведь признаться жандармам в убийстве – значило не уважать ее горе.

Он бросил на меня убийственный взгляд. Его грудь напряглась, и татуировки будто ожили. На мгновение я подумал, что он вцепится мне в горло, однако он спокойно произнес:

– Слушай, парень, это дело мое и легавых, ясно?

Я не стал настаивать.

– Сильви кого-нибудь подозревала?

– Она мне так ничего и не сказала. Единственное, в чем я уверен, – так это в том, что она ни в грош не ставила расследование, которое проводили жандармы. Их хреновые улики и дурацкие мотивы.

– А сам-то ты что об этом думаешь?

Он снова взглянул на озеро, последний раз затянулся и бросил окурок.

– Чтобы обвинять, нужны доказательства. Никто так и не узнал, кто убил Манон. Может, просто какой-то псих. Или тот, кто неизвестно почему ненавидел Сильви и ее дочь. Ясно одно: мерзавец все еще на свободе.

– Как по-твоему, оба убийства совершил один и тот же человек?

– Наверняка.

– Ты кого-то подозреваешь?

– Я уже говорил: плевать мне на подозрения.

– А сам ты не пробовал расследовать это дело?

– Я еще не сказал своего последнего слова.

Я поднялся, отряхивая плащ. Он тоже встал, сунув термос и чашки в тачку среди пучков салата.

– Adiós[14], легаш. Здесь наши пути расходятся, но если ты что-нибудь узнаешь, сообщи мне.

– Надеюсь, взаимно?

Он кивнул и покатил свою тачку. Я посмотрел ему вслед и понял, что еще не видел самого главного. На спине у него был изображен дьявол во всей своей красе: с витыми рогами, длинной козлиной бородой и распахнутыми крыльями летучей мыши.

Я размышлял об этой удивительной истории любви и дружбы между дикарем и необычайно одаренной часовщицей. Захватывающая пьеса с замечательными персонажами.

Одно плохо: это была одна сплошная ложь. Я был уверен: Патрик Казвьель не сказал мне ни слова правды.

40

И снова я ехал по дороге, размышляя о третьем участнике – Тома Лонгини, пропавшем мальчишке. Его следовало срочно разыскать. Я прослушал сообщения на своем мобильном. От Фуко ничего не было.

Внизу расстилалась долина Сартуи, в сумерках там и сям зажигались огни. Я заметил группу более темных строений: обычные частные дома, окруженные садами. Их широкие окна были погружены во тьму, светились только окошки на крышах. Все эти дома были обращены на восток. Это напомнило мне одну подробность, о которой я узнал из путеводителя.