Присягнувшие Тьме - Присягнувшие Тьме (2009)

– Манон. Сильви нашла их у нее в спальне.

– Но это же абсурд. Кто мог дать их ей?

– Никто. Она нашла их в подвале под фундаментом дома. С незапамятных времен ходили слухи, что этот дом построен колдунами и…

– Я в курсе. Однако эти предметы не такие уж старинные. Что произошло после?

Отец Мариотт не ответил. Он задумчиво поглаживал облачко волос на своем розовом черепе. Он успокоился, но теперь его лицо казалось отяжелевшим и постаревшим. Отхлебнув еще глоток, он наконец прошептал:

– Летом – ничего. Но эта история не давала мне покоя. Я часто ездил мимо их дома на велосипеде. Все хотел зайти, узнать новости. Сильви больше не ходила к мессе. Сердилась на меня за то, что я не захотел участвовать в ее затее.

– Затее? Вы называете это затеей?

– Послушайте, – сказал он окрепшим голосом. – Никто же не мог предвидеть, как все обернется. Понимаете, никто!

– Так вы считали, что Сильви все это выдумала?

– В этой семье всегда были проблемы, это я знаю точно. Настоящий психоз. Ну кто в наши дни верит в одержимость?

– Я знаю много таких в Римской курии.

– Пусть так. Но я-то священник…

– Современный, я понял. Почему Сильви не переехала из этого дома?

– Вы же ее не знали. Упрямая как мул. Она все вложила в этот дом. О том, чтобы бросить его, не могло быть и речи.

– Она еще к вам приходила?

Мариотт снова сделал изрядный глоток. Мы приблизились к переломному моменту.

– В конце сентября, – произнес он хриплым голосом. – На этот раз она была спокойна и казалась – не знаю, как сказать, – отрешенной. Она оплакала свою дочь. Говорила, что ее Манон умерла и теперь рядом с ней в доме живет кто-то другой.

– Манон вела себя все так же?

– Она мочилась на Библию. Мастурбировала перед соседом, говорила по-латыни.

В этом деле скрывалось много истин. Когда Тома Лонгини говорил о дьяволе, он имел в виду не Сильви, а ту жуткую силу, которая мало-помалу преображала его подружку. «Опасные игры», которые упоминала мадам Бон, придумывал не Тома, а Манон. Все это должны были бы изучать академики, специалисты по шизофрении.

А Мариотт продолжал:

– В тот день Сильви предъявила мне ультиматум. Предупредила, что если я ничего не предприму, она будет действовать сама! Я сразу и не понял, о чем она говорит. Вся эта история выходила за пределы моего понимания. Весь октябрь она меня донимала, твердя, что я ничего не понимаю, что я не настоящий священник. Она без конца цитировала отрывок из Послания святого Павла к Фессалоникийцам: «И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего», – тут он перевел дыхание. – Я просто не знал, что делать. Изгнание дьявола! Почему же сразу не костер? И каждый раз я повторял Сильви, что ей надо срочно обратиться к психиатру. В конце концов сказал, что сам этим займусь. Мне даже кажется… Думаю, что я ускорил события. Правды о Манон я так и не узнал, но вот Сильви точно была готова к психушке.

Мариотт был прав, но в сумасшествии Сильви прослеживалась какая-то логика. Женщина не действовала под влиянием эмоций, не впала в панику – она тщательно подготовила свой план. Не потому, что хотела избежать наказания, но чтобы спасти память о дочери. Чтобы никто никогда не смог заподозрить ее истинные мотивы.

– В ноябре она так и не пришла, и я решил, я надеялся, что дела пошли на лад. А дальше вы знаете. Все знают.

Отец Мариотт помолчал. Даже сейчас он еще пытался измерить глубину своих заблуждений.

Он продолжал едва слышным голосом:

– С тех пор я живу в постоянных сомнениях.

– Сомнениях?

– У меня нет ни единого доказательства против Сильви. В конце концов, правда может оказаться совсем иной…

– Почему же вы не обратились к жандармам?

– Это невозможно.

– Почему?

– Вы прекрасно знаете почему.

– Она говорила вам все это на исповеди?