Присягнувшие Тьме - Присягнувшие Тьме (2009)

– Не думайте так. Мы вас опередили, это правда. Но не его. Невозможно предсказать, где и как он ударит.

Мне начали надоедать эти рассуждения о дьяволе как о реальной и всемогущей силе. Я снова перешел в атаку:

– Если вам известно все, что знаю я, то что же вас еще интересует?

– Прежде всего, мы не знаем точно, на чем вы остановились. Далее, вы нас опередили на участках, которые нам недоступны.

Ван Дитерлинг и его архивы. Эти две группы, должно быть, соперничают. Замошский ничего, или почти ничего, не знает об Агостине Джедде. Может быть, я сумею два раза «продать» свое досье и работать сразу на двух «хозяев», как слуга двух господ у Гольдони. Поляк подтвердил мои подозрения, прикинувшись огорченным:

– В наших рядах еще нет необходимого единства. Особенно в вопросе демонологии. Итальянцы из Ватикана думают, что в этой области у них абсолютное превосходство, и отказываются сотрудничать.

Мне было совсем нетрудно представить себе, как соперничают эти две группы. Ван Дитерлинг держал свой козырь – Агостину, а у Замошского должны быть собственные досье.

– Если вы хотите, чтобы я познакомил вас с добытыми мною фактами, – сказал я, – предложите мне что-нибудь взамен.

Священник поднялся. Его стальной взгляд предупреждал: «Осторожнее, следите за тем, что говорите». Но он произнес спокойным тоном:

– Вам уже невероятно повезло, Матье, раз вы все еще живы и в здравом уме. Сами того не зная, вы ввязались в настоящую войну.

– Вы имеете в виду внутреннюю войну между различными религиозными группами?

– Нет. Наше соперничество лишь вторичное явление. Я говорю о настоящем конфликте, о борьбе Церкви с могущественной сатанинской сектой. Я говорю о реальной угрозе для нас всех. Для нас, солдат Господа, и всех христиан планеты.

Уже не так уверенно я продолжал:

– Эта угроза – «лишенные света»?

Замошский сделал несколько шагов, заложив руки за спину.

– Нет. «Лишенные света» скорее являются ставкой в этой битве.

– Я не понимаю.

Нунций подошел к старому колченогому письменному столу, стоявшему за пюпитрами для нот, и достал фломастер:

– Знаете ли вы этот знак?

Он начертил окружность, перечеркнул ее горизонтальной линией, потом пририсовал несколько звеньев цепи. Татуировка Казвьеля и печатка на перстне Мораза. Значит, это был символ сатанинской секты.

– Я видел его уже два раза.

– Где?

– В татуировке на груди одного мужчины и в гравировке на перстне другого.

– У меня есть сведения, что оба мертвы.

– Если у вас есть ответы, зачем задавать вопросы?

Замошский улыбнулся, затем надел колпачок на фломастер.

– Патрик Казвьель. Ришар Мораз. Первый умер тридцать первого октября на ватиканской лестнице. Другой недалеко от дома доктора Бухольца, в окрестностях Лурда, на следующий день. Вы убили их обоих. Если вы хотите, чтобы мы заключили соглашение, вам следует вести со мной честную игру.

– Кто говорил о соглашении?

Он постучал по рисунку:

– Вы не хотите узнать, что этот рисунок означает?

– Покопавшись, я и сам все узнаю.

– Разумеется. Но мы можем сэкономить вам время.

Нунций терпеливо мерил комнату уверенным шагом. Мне уже порядком надоело это кружение.

– Как называется эта секта?

– «Невольники». Они считают себя рабами дьявола. Отсюда и их символ: железный ошейник. Их еще называют Писцами. Сатанинские секты – моя специальность. Моя настоящая работа – выявлять эти группы по всему миру. Однако из всех, которые я встречал или изучал, «Невольники» – самые жестокие, самые опасные. В высшей степени.

– Какой у них культ?

Замошский широко развел руками: