Присягнувшие Тьме - Присягнувшие Тьме (2009)

– Я верю в то, что у нас еще много работы. Пошли. – Он посмотрел на часы. – Твое свидание приближается.

– Какое свидание?

– В пять часов Манон будет ждать тебя вот здесь, в саду. Вон на той скамье.

85

В Польше смеркалось раньше. Или же собиралась гроза. А может быть, что-то случилось с моим восприятием света. Когда я в назначенный час вышел во внутренний двор, мне показалось, что деревья, кусты, витражи уже тонули во мраке. Только ртутные отблески заходящего солнца еще играли в верхушках кипарисов, ветвях самшита, цветных стеклах окон.

Я шел по двору. Внезапно я различил белое пятно у основания колонны, подпирающей фигуру святого. Я разглядел светлую волну волос на фоне серой спинки скамьи. Мне сразу же вспомнилась опера Массне «Манон», которую я часто слушал в студенческие годы. Там есть реплика, когда героиня впервые встречает кавалера Де Грие: «На каменной скамье я жду! Придите!..»

Еще три шага, и волнение овладело всем моим существом.

Она была здесь, Манон Симонис.

Призрак, который преследовал меня в течение многих дней. Она сидела, откинувшись на спинку и склонив голову над книгой. Мне не удавалось представить ее нынешнюю, и я хранил в памяти образ белобровой девчушки, не имевший ничего общего с силуэтом, который вырисовывался теперь передо мной.

Манон действительно была блондинкой, скорее светлой шатенкой, но из тщедушного ребенка с фотографии она превратилась в статную женщину атлетического сложения с широкими плечами. Под белым джемпером с выпуклым узором угадывались пышные формы, а руки показались мне очень крупными.

Я подошел ближе и различил ее профиль. И только тогда я снова узнал совершенные черты девочки из Сартуи. Один нос мог служить образцом пропорций. Прямой, нежный, плавно переходящий в щеку под миндалевидным опущенным глазом. Манон читала. У нее было слегка обиженное выражение лица, подчеркнутое приподнятой бровью. Волосы, разделенные на прямой пробор, спадали свободно.

Я кашлянул. Она подняла голову и улыбнулась. И тут грянуло нечто подобное землетрясению. Меня словно выбросило из меня самого. Затмение. Но это уже случилось не со мной. Я превратился во внешний разум, определяющий масштаб катастрофы, произошедшей с моим двойником. И в то же время голос мне нашептывал: «Ты был готов к этому. Все твое расследование было затеяно ради этой встречи, ради этого потрясения».

– Вы французский полицейский?

Она улыбнулась, и зубы влажно блеснули у нее за губами. Манон подвинулась, чтобы освободить мне место на скамье. Ее роскошные формы при этом движении обрисовались еще четче. Анемичная девчушка напоминала теперь бело-розовых красоток с календарей «Плейбоя». Она показала мне книгу в желтой обложке:

– У них здесь есть несколько французских книжек. И все на религиозные темы. Я их выучила наизусть.

Она перечисляла названия, но я не слышал. Я чувствовал себя так, будто меня оглушило взрывом или ослепило ярким светом. Чтобы вернуться к действительности, мне пришлось сделать над собой усилие.

– Вы знаете, зачем я здесь? – спросил я.

– Анджей мне объяснил. Вы приехали, чтобы меня допросить.

– По-моему, вы не удивлены моим визитом.

– Я прячусь уже три месяца. Разумеется, я была готова к тому, что меня найдут. Полиция обожает меня допрашивать.

Что ей известно о ходе расследования? Знает ли она о самоубийстве Люка? О смерти Стефана Сарразена? Нет. Кто бы мог информировать ее здесь, за этими стенами? Разумеется, не Замошский.

Я сел и, ощущая привкус бумаги во рту, продолжил:

– Я не следователь. Не в общепринятом понимании. Я здесь неофициально.

– Что же вас сюда привело?

– Я друг Люка. Люка Субейра.