Зимнее серебро - Наоми Новик (2019)

И эти слова прозвучали для меня как откровение, как дар. Дедушка преподнес мне всю историю как обычное сватовство — с обсуждением условий, с уговором. Это, конечно, не совсем так на самом деле — ну и что с того? Я всхлипнула напоследок, вытерла слезы и почувствовала себя намного лучше. Если подумать, то, говоря казенным языком, для дочери бедняка это очень даже неплохая партия. Я успокоилась, и дедушка удовлетворенно кивнул:

— Вот и умница. Сама подумай хорошенько. Все эти короли и знать часто не вольны в своих желаниях, зато уж вести себя могут как заблагорассудится. Тебе ведь никто другой не глянулся?

Я еле заметно качнула головой:

— Нет.

Никто другой мне не глянулся. Хотя, когда мы прощались с Исааком, меня кольнуло что-то вроде ревности. Потому что, унося с собой четыре мешка собственного золота, он восторженно попросил: «Скажите деду, я завтра приду и буду говорить с ним». И вот тут-то внутри я вся прямо вспыхнула от ревности к Басе. Но это было вовсе не из-за Исаака — просто я подумала, что вот сейчас она выйдет за человека с такими нежными руками и темно-карими глазами, и будет у нее свой дом, полный любви, и все потому, что это я своими трудами, своим золотом эту любовь вскормила и дала ей взойти.

— Ты встретишь жениха не с пустыми руками. Ты выйдешь к нему богатой невестой, — произнес дедушка, кивая на ларец. Дедушка словно угадал мои мысли. — Он достаточно мудр, чтобы ценить принесенное тобой, даже если пока не ведает, какие сокровища ты еще ему подаришь. И этого довольно, чтобы высоко держать голову. — Дедушка взял меня за подбородок и крепко сжал. — Держи голову высоко, Мирьем. — И я кивнула, стиснув губы и замкнув слезы внутри.

* * *

Мирнатиус прибыл в огромных санях с черно-золотой росписью. От четверки черных рысаков валил пар; кони били копытами. На запятках стояли пешие воины, сани окружал ломкий строй конников. Царь, понятное дело, явился не один, а во главе целой свиты, но его спутников и их саней никто не замечал. Все смотрели только на царя: как он распахивает дверцу саней и выбирается наружу, окутанный сгустившимся облаком теплого воздуха. Одежда на нем была тоже черная, с искусной вышивкой — золотая нить бежала ручейком по шерстяным вставкам на его тяжелом плаще. Длинные черные кудри ниспадали на плечи, и все невольно оборачивались, влекомые к царю, как мотыльки к пламени.

Царь небрежно приветствовал моего отца и в ответ на вопрос, как проходит его путешествие, слегка посетовал на суровость зимы: мол, дичь стала слишком уж слабая да тощая. Это был тонкий намек отцу: царь заведомо принижал любую охотничью забаву, какую бы ни устроил для него отец. Отец, конечно, собирался развлекать гостя в том числе и охотой, и Мирнатиус своим намеком как бы невзначай уколол его. Но отец невозмутимо поклонился и ответил:

— Истинная правда, государь, охота нынче пошла скучнейшая. Однако, надеюсь, мое гостеприимство вас не разочарует.

Царь промолчал.

Я почти вся скрылась за занавеской, но отшатывалась от окна всякий раз, стоило царю глянуть вверх и пройтись хищным взором по окнам — так коршун, кружа над полем, высматривает добычу. К счастью, взгляд царя скользил по главным покоям, мое маленькое окошко его не привлекало. Отец не стал переселять меня в комнаты попросторнее. В свите царя прибыло немало людей, которым отец стремился угодить, — просторные покои он приберег для гостей. К тому же отец рассчитывал вскоре и вовсе спровадить меня из дома.

Мирнатиус широко улыбнулся отцу. Всем своим видом царь показывал, что намерен всласть повеселиться за хозяйский счет, ни в чем себе не отказывая.

— И я на это надеюсь, — кивнул он. — А как поживает ваше семейство, сударь? Малютка Ирина, должно быть, совсем уже взрослая. И, как я слышал, красавица?