Клеймо - Сесилия Ахерн (2016)

Но сон так и не пришел. Обезболивающие перестали действовать, я уже не так далеко от самой себя, не такая затуманенная, как хотелось бы. Слышно, как уходит Мэри Мэй, удостоверившись, что я не собираюсь нарушать комендантский час. Я сижу у окна и смотрю через дорогу на дом, где жил Арт. Огромный, внушительный дом, самый большой в нашем тупичке, пожалуй, настоящий особняк. Он замыкает переулок и смотрит на всех сверху вниз. Архитектор – родной брат Кревана, тот, кто владеет футбольным клубом, и они хотели, чтобы ключевые сотрудники их газет и телевидения поселились рядом. Держать нас под контролем. Как же я раньше не докумекала? Боб, папа, судья Креван – всегда вместе в День Земли, а мне это казалось так славно, по-соседски. Теперь-то я понимаю: власть и контроль. По ту сторону улицы все окна черны, дома никого нет. В последние дни вроде бы никто не входил и не выходил, кроме Хилари, их домработницы. Понятно, что Арт не может наведаться, тут полно журналистов и фотографов, а он прячется от своего отца, но вообще-то какая беда приключилась бы, если бы он пришел ко мне? Законом это не запрещено. Да, проявил бы неуважение к отцу, но они же и так в ссоре. Или хотя бы позвонил, написал, послал эсэмэску. Смог же он передать письмо в замок! Какой-то знак любви, памяти, заботы обо мне. Хоть какой-то. Любой.

Мне кажется, посещение Заклейменных не рассматривается как помощь, хотя одно его прикосновение было бы для меня не то что помощью – спасением. Конечно, вслух я готова твердить, что у нас с Артом нет и не может быть будущего, но в глубине души все еще таится надежда. Все у нас получится, просто он должен порвать с отцом раз и навсегда, и мы с ним вдвоем сможем противостоять всему миру, если понадобится.

Я прокручиваю записную книжку до его имени и нажимаю кнопку мобильного телефона. Знаю, что сейчас будет: то же, что и во все прошлые разы с первого дня, когда я вернулась домой. Включится автоответчик. Но по крайней мере я послушаю его голос – веселый, с нотками смеха, я увижу его фотографию, дерзкий и бойкий взгляд, – а потом положу трубку.

Снизу доносятся голоса: Эвану еще раз строго объясняют все правила.

Я притворяюсь, будто уснула. Мама и папа зашли поцеловать меня на ночь. Потом ушли к себе. Тихие голоса в их спальне. Дальше – тишина.

А потом – то самое, чего я дожидаюсь. Джунипер потихоньку крадется вон из дома.

15

Я стою голышом перед зеркалом, сняв повязки. Ужасно, смотреть на себя не могу. Слезы так и текут при виде этих шрамов. Они завладели моим телом, теперь я принадлежу им. Вырвать бы эти Клейма из своей кожи. Я отворачиваюсь от зеркала. Никогда больше не стану на себя смотреть. Никому не покажусь обнаженной. Ни друзьям. Ни мужчине. Никому.

К школе все относятся по-разному. Джунипер всегда нервничает из-за школы. Это я помню. Она думает о школе с той минуты, как ложится вечером в постель, и до той минуты, когда возвращается из школы домой. Ей не по себе, ее все стесняет, она не знает, как себя вести, ей не терпится покончить со школой и заняться тем, что для нее намного важнее. Все беспокоит ее: домашнее задание, страх ответить неправильно, экзамены, как одеться. Тревожится она не потому, что ленива, не старается или глупа – нет, она умная, она все время трудится, только и говорит, что об учебе, или занята учебой, она без конца примеряет одежки, выкладывает их на кровать, передумывает, начинает сначала. У нее есть одна близкая подруга, они, словно приклеившись, ходят вместе по коридорам школы, голова к голове, самодостаточны, и больше никто им не нужен, никого не подпустят, обе хотят поскорее закончить школу, разделаться с этим.