Моя любимая свекровь - Салли Хэпворс (2019)

Я была рада, что он не предложил другое «местечко», куда отправлялись незамужние матери. Абортарий. Особых материнских инстинктов у меня не было, но я всегда верила в то, что нужно отвечать за свои поступки. Бедный малыш не виноват, что я забралась на заднее сиденье «Сокола» вместе с Дэвидом, и я не понимала, почему именно он должен за это поплатиться. Моя мать согласилась, что план Дэвида был мудрым, а отец, как правило, соглашался с моей матерью, когда она заявляла, мол, что-то, на ее взгляд, «мудро». Мысль о том, что мне придется отдать ребенка, прежде чем покинуть дом, казалась настолько нереальной, что я даже не потрудилась об этом подумать. В конце концов, когда ты тонешь и кто-то предлагает тебе спасательный плот, ты не проверяешь, нет ли в нем щелей, перед тем как подняться на борт.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Вечером накануне моего отъезда в Орчард-хаус Дэвид пригласил меня прогуляться. Сейчас он неопределенно махнул рукой перед моим животом, показывая, что спрашивает о симптомах, связанных с беременностью.

– Все в порядке.

Стоял теплый вечер, и я сидела на кирпичных ступеньках родительского бунгало с пакетом винограда на коленях. (Меня почти полгода тошнило по утрам, и виноград был единственным, что останавливало позывы.) Я отложила поступление на курсы секретарей и сказала подругам, что весь семестр проведу на Сицилии. Никто, кроме моих родителей и Дэвида, не знал правды. Даже Синтия. Оказалось, что католический позор гнетет сильнее, чем я думала.

С тех пор как меня приняли в Орчард-хаусе, я видела Дэвида всего пару раз. Пока я старалась никому не показываться на глаза, Дэвид, по-видимому, работал круглосуточно, чтобы помочь отцу оплатить мое там пребывание. На отца произвела впечатление готовность Дэвида помочь. Однажды я слышала, как он сказал маме, что рад, мол, «по крайней мере, я связалась с парнем, у которого есть чувство чести». Помню, как однажды, выглянув в щелку двери моей спальни, я увидела, как отец пожимает руку Дэвиду, а мать горячо его благодарит. На меня же отец, напротив, месяцами почти не смотрел.

– Может быть, мы еще увидимся, когда ты выйдешь, – сказал теперь Дэвид.

– Возможно, – согласилась я.

Но мы оба знали, что это ложь.

В Орчард-хаус меня отвезла мать.

– Это не навсегда, – сказала она на крыльце, поцеловала меня и поспешила обратно к машине.

Я была поражена, что на этом ее прощание закончилось, но заставила себя не окликать ее. Я и так испытала достаточное унижение.

Через пару секунд в дверях появилась женщина в темно-синем переднике. Она открыла железную дверь и молча оглядела меня.

– Ты, наверное, Диана, – сказала она наконец. – Ну тебе лучше зайти внутрь.

Орчард-хаус походил на больницу. Это был трехэтажный дом, с широкими коридорами, линолеумом на полу и виниловой мебелью. Старшая сестра повела меня на второй этаж, где в центре располагалась общая комната, из которой бордовые двери вели, предположительно, в спальни. Сидевшие маленькими группками девушки на поздних сроках беременности подняли головы, когда я вошла, потом быстро опустили глаза.

– Ты в Орчард-хаусе самая старшая, – сказала мне сестра-хозяйка, ведя меня дальше по коридору. – Самую младшую зовут Памела, ты с ней будешь жить. Памеле всего четырнадцать. – Сестра неодобрительно фыркнула. – В Орчард-хаусе мы называем друг друга по именам, и мы не говорим о школах, в которых учились, о людях, которых мы знаем, или о чем-то, что может выделять нас во внешнем мире. Это все для защиты вашей анонимности, – сказала она, но я заподозрила, что это скорее чтобы защитить наших родителей. Женщина остановилась у двери, которая, как я предположила, вела в мою комнату. – Тебе следует знать, что Памела немного проблемная. Я подумала, что такая взрослая воспитанная девушка, как ты, поможет ей, научит вести себя как подобает.