Лед - Бернар Миньер (2012)

Теперь голос Гиртмана звучал сильно и убедительно, и Сервас представил себе, какое впечатление он должен был производить на суд. Его суровое лицо призывало к подчинению и покаянию. Они вдруг стали грешниками, а он апостолом! Убийца совершенно сбил их с толку. Даже Ксавье выглядел ошарашенным.

— Я хотел бы поговорить с майором наедине, — резко бросил Гиртман уже более спокойным голосом.

Ксавье повернулся к Сервасу и пожал плечами. Брови его сдвинулись, он явно был выбит из колеи.

— Майор?

Сервас согласно кивнул.

— Прекрасно, — сказал Ксавье и направился к выходу.

Пропп тоже пожал плечами, явно раздосадованный тем, что Гиртман пожелал говорить не с ним. Конфьян недовольно насупился. Они молча двинулись вслед за психиатром. Последней вышла Циглер, метнув в швейцарца ледяной взгляд.

— Прелестная девушка, — сказал тот, когда она закрыла за собой дверь.

Сервас молчал и нервозно оглядывался вокруг.

— Я не могу предложить вам выпить, чаю или кофе тоже, потому что здесь у меня ничего такого нет. Зато душа к вам потянулась.

Сервас уже собрался попросить его перестать ломать комедию и перейти к делу, но, услышав вопрос, удержался.

— А какая симфония ваша любимая?

— У меня такой нет, — сухо ответил Сервас.

— У всех есть.

— Скажем, Четвертая, Пятая и Шестая.

— А в каком исполнении?

— Конечно, Бернстайна. Инбал тоже хорош. У Хайтинка выделяется Четвертая, у Вина Шестая. Послушайте…

— Да, прекрасный выбор. Хотя здесь и сейчас это значения не имеет, — заявил Гиртман, показывая на свой проигрыватель.

Сервас не мог отрицать, что звук, который он слышал, входя в палату, оставлял желать лучшего. Ему пришло в голову, что Гиртман командовал разговором с самого начала, даже тогда, когда его бомбардировали вопросами.

— Должен вас огорчить, но ваше моралите меня не убедило. У нас с вами нет ничего общего, и это очевидно.

— Вы вольны думать так, как хотите, но ошибаетесь. Нас объединяет Малер.

— О чем вы хотели мне сказать?

— Вы говорили с Шапероном? — спросил Гиртман, снова сменив тон и пристально наблюдая за малейшей реакцией Серваса.

По спине Серваса прошла дрожь. Гиртману было известно имя мэра Сен-Мартена.

— Да, — ответил он осторожно.

— Шаперон был другом этого — как его? — Гримма. Вы об этом знаете?

Сервас изумленно смотрел на Гиртмана. Откуда ему известно? Как к нему поступает информация?

— Да, — ответил он. — Мэр мне об этом говорил. Но откуда вы?..

— Тогда попросите месье мэра рассказать вам о самоубийцах.

— О ком?

— О самоубийцах, майор. Заведите с ним разговор о тех, кто покончил с собой!

16

— Те, кто покончил с собой? Это еще что такое?

— Ума не приложу. Но похоже, об этом знает Шаперон.

Циглер вопросительно поглядела на него и поинтересовалась:

— Это Гиртман вам сказал?

— Да.

— И вы поверили?

— Надо же!

— Но он псих!

— Возможно.

— Больше он ничего не сказал?

— Нет.

— А почему он хотел поговорить именно с вами?

— Я думаю, дело в Малере. — Сервас улыбнулся.

— В чем?

— В музыке. Мы оба любим Густава Малера.

Циглер на миг отвлеклась от дороги и бросила на него взгляд, который явно означал, что еще не все психи сидят в институте. Но Сервас уже думал о другом. Ощущение, что он оказался лицом к лицу с чем-то непривычным и пугающим, было сильно как никогда.

— Надо действовать немедленно, — произнес Пропп немного позже, когда они подъезжали к Сен-Мартену.

В окне проплывали пихты. Сервас рассеянно следил за ними, погрузившись в свои мысли.

— Не знаю, как именно, но Гиртман сразу провел в группе демаркационную линию и разделил нас. Он почувствовал симпатию к одному из ее членов, — продолжал Пропп.

Сервас резко обернулся, посмотрел ему в глаза и повторил: