Круг - Бернар Миньер (2012)

Женщина знаком предложила ему войти, и он перешагнул порог. Заключенная № 1614 сидела поставив локти на стол и сцепив пальцы. Свет неоновой лампы падал на коротко подстриженные светло-каштановые волосы. Они утратили блеск, стали сухими и ломкими. Но взгляд остался прежним. Элизабет Ферней сохранила всё свое высокомерие. И властность. Сервас был уверен, что Лиза здесь на особом положении, как и в Институте Варнье, где работала старшей медсестрой. В те времена она управляла всем и всеми. Именно она помогла Юлиану Алоизу Гиртману сбежать. Сервас был на суде. Адвокат пытался доказать, что швейцарец манипулировал Лизой, хотел выставить свою клиентку жертвой, но личные качества обернулись против нее. Присяжные воочию убедились, что обвиняемая может быть кем угодно — только не жертвой.

— Привет, майор.

Голос прозвучал твердо — совсем как раньше, но Сервас уловил нотку скуки. Или усталости. Он прозвучал чуточку слишком протяжно. Сыщик подумал, что Лиза Ферней может быть на антидепрессантах. В тюрьме это не редкость.

— Здравствуйте, Элизабет.

— О, теперь меня называют по имени… Мы приятели, майор? Я не знала… Здесь я чаще слышу обращение «Ферней». Или «заключенная шестнадцать-четырнадцать». Баба, что привела вас, зовет меня «главной кретинкой». Но это так, для посторонних. По ночам она навещает меня в камере и… часто занимает «позу кающейся»…

Сервас вглядывался в лицо женщины, пытаясь понять, что в ее словах правда, а что ложь, но это было пустой тратой времени. Элизабет Ферней осталась непроницаемой. Разве что темные глаза блеснули злой радостью. Майор знавал одного директора тюрьмы, называвшего заключенных «мерзавками» или «шлюхами». Он систематически оскорблял их, сексуально домогался молоденьких, а по ночам приходил в камеры в компании нескольких охранников, чтобы потешиться. Его сняли с должности. Но не наказали: прокурор счел, что увольнение — более чем достаточная кара. Сервас давно работал в полиции и знал, что в тюремном мире возможно все.

— Знаете, чего мне больше всего не хватает? — продолжила Лиза, явно довольная его реакцией. — Интернета. Мы все подсели на эту дрянь. Отлучение от «Фейсбука» наверняка увеличит число самоубийств в тюрьмах.

Сыщик сел за стол напротив заключенной. Из-за закрытой двери доносились звуки голосов, скрип тележки и звяканье металла о металл. Час прогулки. Надзиратели входили в камеры, чтобы проверить, не подпилены ли решетки. Шум… Вечное — и худшее — напоминание заключенным об их одиночестве.

— Вам известно, что семьдесят процентов заключенных — наркоманы? Только десять процентов получают заместительную терапию. На прошлой неделе одна девушка повесилась на собственном пояске. С седьмой попытки. С седьмой, понимаете?! А они все-таки оставили ее без присмотра. Так что сами видите: захоти я — запросто могла бы сбежать. Нашла бы способ.

«Интересно, к чему она клонит?» — подумал Сервас. Неужели Элизабет Ферней пыталась покончить с собой? Нужно выяснить у тюремного врача.

— Но вы ведь явились не для того, чтобы узнать, как я тут поживаю.

Сервас предвидел этот вопрос. Он в который уже раз вспомнил своего отца. Искренность… Сыщик не был уверен, что эта стратегия сработает с Лизой, но другой все равно нет.

— Юлиан написал мне. Прислал мейл… думаю, он здесь, в Тулузе. Или где-то рядом.

Действительно ли что-то промелькнуло в глазах бывшей медсестры или у него разыгралось воображение? Она смотрела на него с непроницаемым видом.

— Юлиан… Элизабет… Значит, мы все теперь друзья-приятели. А что было в том мейле?

— Он довел до моего сведения, что наслаждается свободой и в скором времени снова начнет действовать.

— И вы ему верите?

— А вы?

Улыбка бледных губ Лизы напомнила Сервасу шрам от удара перочинным ножичком.

— Покажите мне сообщение, и я, возможно, отвечу на ваш вопрос.

— Нет.

Улыбка исчезла — как не было.