Круг - Бернар Миньер (2012)

Ему двадцать. Длинные, темные, завивающиеся на концах волосы до плеч. Рубашка с большим отложным воротником. Наполовину выкуренная сигарета зажата между указательным и средним пальцами, большой палец прижат к фильтру. Он смотрит прямо в объектив, у него напряженный, чуточку циничный взгляд, на губах — тень улыбки. Или гримаса?

Снимок сделала Марианна. Сервас не сумел бы объяснить, зачем он его хранит. Два дня спустя Марианна ушла.

Она сказала «мы должны расстаться» убитым голосом, со слезами на глазах, как будто это он ее бросал.

— Почему?

— Я люблю другого.

Худшая из причин…

Больше Сервас ничего не спросил, только посмотрел на Марианну тем особенным — циничным — взглядом (во всяком случае, он очень на это надеялся!).

— Убирайся.

— Мартен, я…

— Пошла вон.

Марианна ушла, не промолвив ни слова, и он не сразу узнал, на кого она его променяла. Двойное предательство… Сервас много месяцев надеялся, что она вернется, а потом встретил Александру. Он убрал фотографию в ящик. Сегодня утром у него было одно желание — разорвать проклятый снимок на мелкие клочки. Сыщик провел ужасную ночь, его мучили кошмары, он просыпался в поту и судорогах и чувствовал себя на грани срыва.

Гиртман, Марсак, теперь это… Сервас напоминал натянутую до критического предела струну. Он вышел на балкон. Девять часов утра. Небо снова стало грозовым, с запада наплывали черные тучи. Город источал жару, раздраженно гудели машины. В наэлектризованном воздухе кружили крикливые стрижи.

Майор оделся и вышел. Выглядел он ужасно — всклокоченные волосы, щетина на щеках, исцарапанное во время ночной вылазки лицо, — но ему было плевать. Дойдя до площади Вильсона, он сел на террасе кафе и заказал двойной эспрессо с двойным сахаром. Очень сладкий, чтобы перебить горечь…

Сервас спрашивал себя, с кем он может поговорить, у кого спросить совета, — и понял, что поймет его только один человек. Он как наяву увидел ее прекрасное лицо, длинные рыжие волосы, изящный затылок, фантастическое тело и чудесную улыбку…

Он пил кофе, дожидаясь часа открытия, потом вышел на улицу Лаперуза, миновал вечную стройку на улице д’Альзас-Лоррен со стоящими без дела землеройными снарядами и повернул на улицу де ла Пом. Он знал, что галерея начинает работать в десять утра… 9.50, но дверь уже открыта, внутри пусто и тихо. Он заколебался.

Подошвы его ботинок попискивали на светлом паркете. Из маленьких колонок лилась тихая музыка. Джаз… Сервас не задержался у развешанных на стенах современных картин и сразу пошел к металлической винтовой лестнице.

Она была в своем кабинете, у стола, стоявшего перед большим сводчатым окном, и говорила по телефону. А потом увидела его.

— Я вам перезвоню.

Этим утром на Шарлен Эсперандье были светлый топ с одним плечом и пышные черные шаровары. На груди блестящими монетками вышито слово «ИСКУССТВО». Ее рыжие волосы сияли в утреннем свете, хотя солнце еще не взошло над улицей и освещало только верхние этажи здания из розового кирпича.

Шарлен была невыносимо прекрасна, и Сервас на мгновение подумал: вдруг она и есть та, кого он ищет? Женщина, что утешит его и заставит забыть всех других. Та, на кого он сможет опереться. Но это было не так, конечно, нет. Она — жена его подчиненного. Она больше не занимает все его мысли, как две зимы назад. Его сердце больше не бьется сильнее при мысли о ней. Она стала периферическим сигналом — несмотря на свою красоту, — приятной мыслью, но не самодостаточной, без боли, без огня…

— Мартен? Что-то случилось? Зачем ты здесь?

— Я бы выпил кофе, — ответил Сервас.

Она вышла из-за стола и расцеловала его в обе щеки. От нее приятно пахло шампунем и легкими духами с цитрусовой ноткой.

— Моя кофеварка не работает. Пойдем, мне тоже не мешает взбодриться. Между прочим, ты плохо выглядишь.

— Знаю-знаю, а еще мне не помешало бы принять душ.