Каждый твой вздох - Мэри Кларк, Алафайр Бёрк (2020)

– На самом деле мой отец в душе был художником, а Боб – настоящим бизнесменом. Артистическая сторона отца стремилась – нет, нуждалась – в работе над другими проектами. Поэтому Боб выкупил его долю в бизнесе, по сути дела, по цене земельных участков. Отец радовался, что получил назад свои инвестиции, ведь теперь он мог вплотную заняться тем, что ему нравилось, в то время как его брат продолжал воплощать в жизнь их общую мечту. Некоторое время все шло хорошо. Но потом все части плана по изменению Лонг-Айленд-Сити начали вставать на свои места, как костяшки домино.

Этот план привел Роберта Уэйклинга к обладанию состоянием в двести миллионов долларов.

– Но ваш дядя не посчитал необходимым поделиться с братом? – спросила Лори.

– Нет. Он сказал, что Кен принял решение. Он ушел, а дядя Боб продолжал. Как я уже говорил, ничего личного – просто бизнес.

– Вероятно, вашему отцу было трудно это принять, – заметила Лори.

Том покачал головой.

– В тот год, когда я заканчивал среднюю школу, он продал нашу квартиру в высотном доме в Верхнем Ист-Сайде, и мы перебрались в Вест-Сайд, потому что отец не мог спокойно смотреть на Лонг-Айленд-Сити на другом берегу реки.

– Но сейчас вы работаете в «Уэйклинг девелопмент», – заметила Лори.

– Мой отец умер на год раньше дяди Боба и также от сердечного приступа. Клянусь, оба были бы живы, если бы помирились. Лично я понимал мотивы обоих. Отец считал, что дядя Боб лишил его состояния, в то время как дядя Боб полагал, что папа предал их мечту и его не следовало награждать за это.

– Но вас ведь нельзя назвать нейтральной третьей стороной, – сказала Лори. – Один из них был вашим отцом. Не говоря уже о том, что ваша тетя, дядя и кузены стали чрезвычайно богатыми людьми. Картер и Анна вошли в семейный бизнес сразу после окончания колледжа. А вы – только два года назад.

– Знаете, я никогда на них не обижался. В тот период я работал барменом в ночных клубах, и моя жизнь была сплошной вечеринкой. Я говорил себе, что развлекаюсь по полной.

– Но все изменилось? – спросила Лори.

– Очевидно, – сказал он, указав на стопки документов, лежавших повсюду. – Если бы меня попросили сказать, когда мое отношение к жизни стало другим, я бы назвал вечеринку в «Метрополитен», если уж быть честным до конца.

– Из-за смерти вашей тети?

– Нет, хотя это, конечно, было ужасно. Я находился в музее, в окружении богатых и знаменитых людей. И увидел, что к моей тете и кузенам все относятся так, словно они члены королевской семьи. Между тем, я туда попал только благодаря фамилии. Они дружески общались со знаменитостями и членами попечительского совета, я же незаметно разгуливал по портретной галерее, словно ребенок, играющий в прятки с какой-то забавной женщиной. Мы походили на рыб, которых вытащили из воды.

– Ваши кузены упомянули, что в ту ночь вы пришли на прием с весьма колоритной подругой.

– О, Тиффани Саймон, – с улыбкой сказал он. – Абсолютно великолепна, невероятно забавна и совершенно безумна. Насколько я помню, это было наше второе свидание. Я видел ее еще пару раз, но очень быстро понял, что она обожает драму. Каждое мгновение жизни для нее представляет собой сцену в пьесе, которую она пишет экспромтом. Тиффани любила подойти к какому-нибудь незнакомцу, мужчине или женщине, и заявить, что она принцесса с какого-то несуществующего острова, только для того, чтобы развлечься. Меня подобные выходки ужасно раздражали. В любом случае, когда я бегал по музею вместе с ней в ту ночь – она слишком много пила и рассказывала фантастические истории про любовников своей бабушки, – мне вдруг стало невероятно стыдно, я сравнил себя с остальными членами нашей семьи. Именно в тот момент я решил, что поговорю с тетей и кузенами, чтобы они помогли мне советом, я смог направить свою жизнь в новое русло.

– А потом ваша тетя умерла.