Дом у озера - Кейт Мортон (2016)

Если письма к врачам в Лондоне Элеонор писала сдержанно, то переписка с Дафидом Ллевелином оказалась гораздо откровеннее. Элеонор по-прежнему упоминала о недуге мужа – Сэди забыла, что до того, как заняться литературой, Ллевелин был врачом, – но теперь, когда не нужно было подбирать слова, чтобы сохранить достоинство мужа в глазах далекого медицинского светила, она писала о состоянии Энтони предельно честно. «Боюсь, он никогда не поправится и все мои поиски не увенчаются успехом… Я бы все отдала, лишь бы ему стало лучше, но как я могу ему помочь, когда он потерял надежду?» Дальше шли строчки, которые убедили Сэди, что она на верном пути: «Сегодня ночью это снова случилось. Он проснулся с ужасным воплем, кричал про собаку и ребенка, требовал, чтобы от них немедленно избавились, и мне пришлось силой удерживать его в постели, чтобы он не выбежал из комнаты. Господи, когда он в таком состоянии, мечется и размахивает руками, то даже не понимает, что это я… Утром он само раскаяние. Я поймала себя на том, что иногда обманываю его, притворяюсь, что сама ударилась, когда куда-то спешила. Я знаю ваше отношение к подобным вещам и, в принципе, согласна, что лучший подход – честность и деликатность, однако правда его убьет. Он бы и мухи умышленно не обидел. Я не вынесу, если он будет мучиться от стыда… Прошу, не тревожьтесь! Я никогда бы с вами не поделилась, если бы знала, что вы примете это так близко к сердцу. Поверьте, у меня все хорошо. Физические раны исцеляются: намного хуже, если ранена душа… Я дала Энтони обещание, а обещания нужно выполнять. Вы сами меня этому учили…»

Вскоре Сэди стало ясно, что Ллевелин знал о романе Элеонор с Бенджамином Мунро. «Мой друг, как вы его жеманно называете, жив и здоров… Конечно, меня мучают угрызения совести. Вы очень добры, что подчеркнули разницу между мной и моей матерью, однако, несмотря на ваши великодушные слова, я понимаю: наши поступки похожи… В свою защиту могу сказать только одно: я его люблю. Конечно, не так, как Энтони, но теперь я знаю, что человеческое сердце может любить двоих одновременно…» И в последнем письме: «Вы совершенно правы, Энтони не должен ничего знать, это окончательно его уничтожит…»

Последнее письмо было написано в апреле тысяча девятьсот тридцать третьего года. Сэди вспомнила, что летом Дафид Ллевелин обычно жил в Лоэннете, вот почему они с Элеонор больше не писали друг другу. Сэди снова посмотрела на строчку: «Вы совершенно правы, Энтони не должен ничего знать…» Интересно. Судя по ответу Элеонор, Ллевелина тревожило, как поведет себя Энтони, если проведает о романе жены. Может, депрессия Ллевелина усилилась из-за переживаний, что и привело к самоубийству?

Элис сказала, что мать хранила все полученные письма в ящиках по обеим сторонам стола. Если повезет, то письма от Дафида Ллевелина тоже там. Тогда можно узнать, чего именно он боялся, в его собственном изложении. Сэди отомкнула оба ящика. Сотни конвертов с неровными краями там, где их вскрыли, лежали в пачках, перевязанных разноцветными лентами. Все адресованы миссис Э. Эдевейн, некоторые отпечатаны на машинке, другие написаны от руки. Сэди перебирала пачку за пачкой, ища послания от Дафида Ллевелина.

И наткнулась на не совсем обычную стопку: на верхнем конверте не было ни адреса, ни марки. Озадаченная Сэди просмотрела остальные конверты. Одно или два пришли по почте, но остальные были такие же чистые, как первый. Внезапно до Сэди дошло. Мягкая красная лента, едва уловимый намек на аромат духов… Любовные письма!

Не совсем то, что Сэди искала, но ее обуяло любопытство. Кроме того, Элеонор вполне могла поделиться своими тревогами с возлюбленным. Сэди торопливо дернула за красную ленточку, и письма разлетелись по полу. Сэди мысленно выругала себя за неловкость – когда их теперь разложишь по порядку! – как вдруг заметила что-то необычное, как будто не из этой пачки.