Джон - Вероника Мелан (2015)

Яна оторопела от этого слова. Пока? А что будет потом – он его вымоет с мылом? Вырежет ей язык?

Нервы моментально сдали, и Каська принялась колотить по всему подряд – по двери, по куртке, по чужому локтю и стеклу:

– Выпусти-выпусти-выпусти-выпусти! – она почему-то совершенно забыла, что нужно бить прицельно и на поражение – ломилась прочь из запертой машины, как дебильная и полностью безмозглая муха, над которой занесли – верную погибель – свернутую в трубку газету.

К ней тут же протянулась рука в перчатке и схватила за горло; кислород перестал поступать в легкие – истошный вопль прервался.

– Я. От тебя. Устал.

Голос ледяной, недовольный, глаза пустые. Янка хрипела и смотрела на плотно сжатые губы – еще секунда, и она описается. От следующей фразы капля мочи просочилась-таки в плавки – сказалась накрывшая с головой паника.

– Я могу отключить тебя и сделать все, что нужно, сам. Но лучше, если ты будешь в сознании, поняла? Тогда все займет недолго и получится правильнее. Кивни, если поняла.

Кивнуть? Она не то, что кивнуть, – вообще шелохнуться не могла. Что…Что он хочет с ней сделать? Для чего она должна быть в сознании? Хорошо, если просто изнасилует, пусть даже два раза… Не страшно, если заставит сосать, – лишь бы отпустил потом, лишь бы уйти, снова увидеть белый свет…

Лучше бы она пошла с теми двумя и дала им в групповухе.

Как-то – непостижимым образом – удалось кивнуть.

Только не кричи, не зли его…

Кричать бы и не вышло – горло саднило. Получив первую после удушья порцию кислорода, Яна закашлялась, согнулась и долго, трудно, с хрипами, пыталась выровнять дыхание.

А мужик, тем временем, продолжал смотреть на нее, как на пустое место.

Так не смотрят даже маньяки. Лучше сосать. Пусть только не убьет…

Перед глазами стояли лохмотья окровавленной одежды, разрез от шеи и до самого пупа, вывернутые наружу внутренности и стеклянный, как у куклы, взгляд – ее собственный стеклянный взгляд. Из транса вывела лишь зашуршавшая куртка – водитель поднял одну руку и принялся стягивать с нее перчатку. Каська наблюдала за этим процессом завороженно – знала, дальше последует кульминация – что-то такое, ради чего ее притащили в этот гараж. Хотелось умереть раньше, чем это случится, хотелось снова начать ломиться сквозь запертое стекло – она сдержалась.

– Что… тебе нужно?

Снятая кожаная перчатка – та самая, которой он смял Глок, – легла на колени.

– Коснись меня.

– Что?

– Я сказал – коснись меня.

Теперь она не сомневалась, что заперта в машине с психом. У них все так и начинается: «Коснись меня, положи голову на мое плечо, назови меня «любимый», а теперь раздевайся… Медленно».

– Не хочу… Не надо… Пожалуйста…

Веки обожгли горячие слезы. А ведь она не плакала с четырнадцати лет…

– Просто коснись меня, – в голосе водителя послышалось раздражение.

– Взять… за палец?

– За любой. За запястье – мне все равно.

Это фильм ужасов. Психологический триллер и драма в одном флаконе, и она – Касинская Яна – в главной роли. В последней в своей жизни роли.

– Ты потом… отпустишь?

Вот так и становятся жалкими, канючащими, попрошайками. Молят сначала о жизни, а после о легкой смерти, ползают на коленях, размазывают сопли по полу и по чужим ботинкам.

– Выполняй. Я не намерен просидеть здесь всю ночь.

Но почему он не коснется ее сам? Запрет у него в мозгах? Чертов фетишист…

Ее дрожащая рука нехотя протянулась в сторону водителя и хлопнула того по запястью – легко, невесомо, вскользь.

– Еще раз.

И вновь ее рука коснулась его светлых волос – мягких, почти сливающихся с кожей.

– Возьмись за него! – прорычали зло, и она взялась. Кожа, как кожа – теплая, нормальная, человеческая – в чем подвох?