Тебе, с любовью… - Бриджид Кеммерер (2018)

Меня это задело. Фотопринадлежностей очень много, и они стоят кучу денег. Тысячи долларов. Возможно, и десятки тысяч. Мы небогаты, но и не испытываем нужды. Папа сказал, что решил продать мамины вещи не из-за денег, и мне захотелось его ударить. Если дело не в деньгах, то зачем делать такое? Зачем избавляться от вещей, которыми она так дорожила? Я спросила, не желает ли он столь же бесцеремонно продать ее обручальное кольцо. Он ответил, что ее похоронили вместе с ним. И заплакал.

Я почувствовала себя последним дерьмом. И все еще чувствую.

Какая глупость – это зачеркивание. Дело привычки. Мама запрещала браниться. Она потратила прорву денег на то, чтобы научиться бить в самое сердце словами и снимками, поэтому не собирается опускаться до ругательств.

О том, что папа решил избавиться от ее вещей, я узнала совершенно случайно: когда он спросил меня, не хочу ли я забрать какие-нибудь из них. После ее смерти я ни разу не прикасалась к фотоаппарату. Я должна была в этом году посещать курс фотографии по программе AP[6], но бросила занятия. Учитель раз шесть повторил: если я передумаю, то он с радостью примет меня обратно. Но изменение моего решения почти так же маловероятно, как воскрешение мамы из мертвых. Я не смогу поднести фотоаппарат к лицу, не думая о ней. И у меня нет больше желания снимать.

Нет. Это неправда.

На прошлой неделе я увидела в глазах одного человека столько эмоций и пожалела, что в руках у меня нет фотоаппарата. Я его едва знаю и видела всего минуту, но у меня возникло желание его запечатлеть. Мама говорила: снимок ничего не стоит, если не вызывает эмоций, и нужен талант, чтобы поймать и запечатлеть на фотографии чувства. Только тогда я по-настоящему поняла, что же она имела в виду. Но у меня не было с собой фотоаппарата. Да и нельзя заснять незнакомого человека, не вызвав у него тем самым вопросов.

Взгляни на ее фотографию «Сирия», если у тебя будет такая возможность. Мне любопытно узнать твое мнение о ней. Моя мама была там, когда в дом попала бомба. Ей повезло остаться в живых.

Я знаю, ей действительно повезло, ведь папа постоянно это твердил. Обычно он говорил это с легкой досадой: «Тебе повезло, что ты сейчас здесь, Зои. Но однажды ты растратишь все свое везение. Неужели нельзя снимать значимые фотографии в Вашингтоне или Балтиморе?» Мама, смеясь, отвечала, что ей повезло сделать тот или иной снимок.

Однако он был прав. Она и в самом деле растратила все свое везение. Мама погибла в автомобильной аварии по дороге из аэропорта домой. Врезавшийся в такси водитель скрылся с места происшествия. Она сидела в этой машине только потому, что я умоляла ее вернуться скорее. Мама хотела сделать нам сюрприз и прилетела утренним рейсом.

Иногда мне кажется, что судьба строит заговор против нас. А может, вступает в преступный сговор с нами самими.

Знаю, ты понимаешь, о чем я.

Вы ведь тоже были с сестрой близки?

Болвандеса рядом нет. Я уже полчаса сижу у двери ангара и начинаю сомневаться в том, что он вообще появится. Я мог бы начать косить траву без него, но у меня нет ключа от ангара.

Достав мобильный, я стал искать фотографию, о которой написала девушка с кладбища. Она права: дети излучают надежду. На их лицах яркие улыбки. И можно даже почувствовать взлет качелей. Парни же, судя по их виду, потеряли всякую надежду. По лицу одного струится кровь из раны на виске. Какого хрена детям позволили качаться на качелях после того, как город разнесли на куски? Потом до меня доходит: никто не может запретить им находиться здесь. Никто не может отвести их в безопасное место. Никого не осталось.

– Привет!

Поднимаю голову. Ко мне бежит девчушка в фиолетовом сарафане. Ее волосы настолько черны, что блестят на солнце. Кудрявые хвостики подпрыгивают. Личико лучится радостью.

– Привет!

Кому это она так рада? Я здесь один. Затем я вижу Болвандеса, следующего за ней степенной походкой. Наверное, это его дочка.