Роза и крест - Элеонора Пахомова (2018)

Муж, сокрытый в женском образе,

Слава и поклонение в вышних

Тебе, о Голубь, Божество человеков,

Сущность, стремительно и торжественно несущаяся

Чрез зимнюю вьюгу к сиянию весеннего солнца,

Слава и поклонение Тебе,

О сила Мирового ясеня, чудесного древа!

Настала тишина. Через несколько мгновений в зале снова зазвучал голос Давида, но уже по-другому — проникновенно, вкрадчиво:

Пламя по небу рвется колесницею Солнца!

И касается Запада юными света перстами утра!

Пламя, двигатель, что возбуждает огонь у меня!

Сжигай тьму, буди море, возвещая свет дня!

Пылай, пылай!

— Слава тебе от земли невспаханной! — пропели мужчины.

Коронуй Ее, коронуй Ее звездами

как цветами девственного венка!

Коронуй Ее, коронуй Ее Светом

и пламенем сокрушающего Меча!

Коронуй, любовью Ее коронуй — к деве, матери и жене!

Слава Исиде! Слава Жизни Владычице, Госпоже!

Коронованная Исида!

— Слава тебе от девы посвященной! — зазвучал женский хор.

Саладин взял с алтаря корону из серебристого металла и с полупоклоном передал Давиду. Тот приблизился к Фриде и надел ей на голову венец.

— Что происходит, Давид? — шепотом спросила она.

Вместо ответа Давид взял ее за запястье, в другой его руке блеснул сталью кинжал. Фрида дернулась, попыталась подняться. Но на плечи ей опустились чьи-то руки; она обернулась — сзади стоял Саладин. Пальцы Давида оказались не по-старчески сильными, они впились в ее руку, будто стальные скобы. Фрида ошарашенно смотрела на него.

— Что вы делаете? — почти теряя сознание, еле слышно проговорила она.

— Доверьтесь мне, Фрида. Наивысшая жертва — это кровь мага…

И снова его взгляд!

Она почувствовала прикосновение холодного лезвия к коже чуть выше запястья, увидела проступающие под ним багровые капли и провалилась в черное небытие.

XIV

Солнце

Понятное дело, Замятин был зол! Тут тебе и смазанный отпечаток, и новый след, связанный с педофилом Сидоровым. Можно сказать, что впервые с того момента, как на нем повисло это дело, майор почувствовал азарт, вытесняющий головную боль, которая мешала ему думать. В нем наконец назрела внутренняя решимость пуститься по призрачному следу, не цепляясь ни за какие сомнения. И вот тебе раз! Обломись, майор. Накоси, как говорится, выкуси! Почти уже дорогой его сердцу маньяк перекочевал в цепкие лапы эфэсбэшников. Ну, насчет «дорогого» — это Замятин, понятно, хватил лишку. Действия сатаниста вызывали в нем отвращение и тихое бешенство. И все же взять его должен был он!

Ладно, посмотрим теперь, как федералы будут выкручиваться. Очень интересно. С учетом того, что наш неугомонный друг крошит всех чуть ли не каждый день, хвататься за сердце теперь придется им. А Замятин преспокойненько займется нормальной, обычной и привычной мокрухой. Без нервов и суеты.

Несмотря на то что Иван Андреевич пришел к этой мысли, как бы желая ободрить себя, на деле она произвела на него обратный эффект. Он подпер щеку ладонью и загрустил. Посидел так немножко, а потом хрястнул кулаком по столу и решил, что имеет право напоследок наведаться к жертве педофила, от матери которой поступило заявление на Сидорова. Ну очень уж все прозрачно! Ему за это самоуправство, конечно, и по шее влететь может. Но что-что, а шея-то у Замятина крепкая, выдержит.