Ты меня заворожил - Мэри Кларк (2015)

Остальную часть пути оба молчали. Их дом, выстроенный в стиле ранчо и переделанный так, чтобы Роду с его увечьем было удобнее, располагался в двадцати минутах езды от аптеки. Под дождь больше вылезать не пришлось – дверь гаража открывалась прямо в кухню. Зайдя в дом и сбросив мокрый плащ, Элисон опустилась в кресло и спрятала лицо в ладонях.

– Род, я ужасно боюсь. Я тебе не говорила, но в ту ночь, когда мы все отправились спать, я думала только о том, как сильно ненавижу Бетси и Роба Пауэлл. – Она помедлила, потом с запинкой выговорила: – Я подумала… что в ту ночь могла ходить во сне… и забрести в спальню Бетси.

– Ты думаешь, что была в спальне Бетси в ту ночь?! – Род бросил костыли, придвинул кресло ближе к Элисон и уселся в него. – По-твоему, есть хоть какая-то вероятность, что тебя кто-то видел?

– Не знаю.

Элисон высвободилась из его объятий и повернулась к нему лицом. Ее светло-карие глаза были настолько большими и выразительными, что затмевали остальные черты этого тонкого лица. А теперь, когда из этих глаз струились слезы, они казались особенно испуганными и беззащитными. А затем Род услышал вопрос, который никак не ожидал услыхать из уст своей жены:

– Род, ведь ты всегда считал, что это я убила Бетси Пауэлл, разве не так?

– Ты с ума сошла? – спросил он. – Совсем рехнулась?

Но он и сам понимал, что этот его протест звучит лживо и неубедительно.

7

– Ну, ты уже решила, едешь или нет?

Нина Крэйг услышала этот вопрос, едва открыв дверь своей квартиры в Западном Голливуде. «О боже, она опять в одном из этих настроений», – подумала Нина, прикусив губу, чтобы удержаться от резкого ответа на вопрос своей шестидесятидвухлетней матери. Было половина шестого, и Нина сразу поняла, что Мюриэль Крэйг начала свою личную «вечеринку с коктейлями», не дожидаясь обычных пяти часов, и начала с кувшина яблочного мартини или бутылки вина.

Мюриэль все еще была одета в ночную рубашку и халат, и это означало, что когда бы она ни проснулась, с самого пробуждения она пребывала в депрессии, как это часто с нею бывало. «Это будет долгий вечер», – горько подумала Нина.

– Ты, лауреатка «Оскара», не хочешь отвечать? – саркастически спросила мать, заново наполняя свой стакан из почти пустой бутылки.

Десять лет назад Нина оставила всякую надежду когда-либо стать успешной актрисой и вступила в ряды статистов, неприметных людей, работающих на повседневной основе. Прибыв на площадку в пять утра, она провела весь день на съемках фильма про революцию и была одной из сотен статистов, несших транспаранты с лозунгами. Съемки проходили в пустыне близ Палм-Спрингс, и там было невероятно жарко.

– Я еще не знаю, что я собираюсь делать, мам, – ответила Нина, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Почему бы не поехать? Триста тысяч долларов – хорошие деньги. Я поеду с тобой. Я вовсе не против снова взглянуть лично на старого доброго Роберта Николаса Пауэлла.

Нина посмотрела на мать. Волосы Мюриэль, некогда естественного темно-рыжего цвета, как у самой Нины, теперь были окрашены в яркий огненный оттенок и ужасно смотрелись в сочетании с лицом старой женщины. Годы курения проложили на лице Мюриэль глубокие морщины, а кожу испещрили коричневые пятна. Сгорбившись, старуха подалась вперед и обеими руками обхватила стакан.

Глядя на нее, трудно было вообразить прекрасную женщину, бывшую в свое время одной из тех немногих актрис, у которых всегда была работа. «У нее был талант, в отличие от меня, – горько подумала Нина. – И посмотрите на нее теперь! – За этим последовала другая мысль: – Не хочу ввязываться во все это снова. Уже вечер, а я устала, и мне все это надоело».

– Мам, я хочу принять душ и переодеться во что-нибудь удобное, – сказала Нина. – А потом присоединюсь к тебе за стаканом вина.