Молочные зубы - Зои Стейдж (2019)

Она повторила последовательность кружочков и овалов, набросав правую руку, и откинулась на стуле. Ханна от изумления распахнула глаза и широко открыла рот. Мама будто по волшебству изобразила вполне узнаваемую, пропорциональную человеческую фигуру. Девочка даже не имела ничего против того, как родительница на нее смотрела: внимательно и довольно.

К ним подошел папа, взял прядку волос дочери и накрутил ее на палец.

– В этом деле мама у нас молодец, правда? älskling, надо будет подыскать тебе местечко, которое ты могла бы использовать в качестве студии. Может, в холле наверху, перед окном, или у меня в кабинете.

Мама лучезарно ему улыбнулась, но Ханне эта идея показалась просто отвратительной. От одной мысли о том, что родительница вторгнется в самую лучшую комнату в доме – папин кабинет – ей захотелось порвать рисунок. Но она не могла. Он был ей нужен.

– Попробуешь? – спросила мама, когда папа, слегка похлопав ее по плечу, вновь уселся за стойку и вернулся к работе.

Ханна покачала головой и показала на цветные карандаши.

– Хочешь раскрасить?

Девочка кивнула.

– Хорошо, тогда я возьму карандаш темнее – она поменяла один серый на другой, – и набросаю одежду, в итоге у нас получится что-то вроде книжки-раскраски. Во что мы ее нарядим? Поскольку наша девушка жила давно, может, она будет носить платье?

Ханна энергично кивнула и потянулась за ржаво-оранжевым карандашом. После чего показала сначала на свою головку, потом на голову на бумаге.

– У нее рыжие волосы?

Еще один размашистый кивок.

– Ладно, я набросаю контур, а ты раскрасишь.

Все было даже лучше, чем она могла ожидать. В голове парили смутные воспоминания о раннем детстве. Мама с альбомом для рисования на коленях показывает Ханне идеальный рисунок комнаты, в которой они сидят. А иногда и кое-что другое: набросок детского лица – ее собственного – эмоционального, но неулыбчивого. Тогда она еще не понимала, что у мамы к рисованию настоящий талант.

Девочка смотрела, как рука родительницы проворно порхала по бумаге, оставляя после себя прекрасно прорисованную текстуру одежды, поношенные башмаки, слегка сжатые кулаки и суровое лицо. Больше всего ее интересовали внутренняя сторона маминой ладони и то, как она касалась страницы, не пачкая ее, но при этом оставляя на ней невидимые чешуйки кожи. Огонь почувствует ее вкус еще до того, как Ханна произнесет последние слова заклинания. Может, вместе с рисунком и конфетти полыхнет пламенем и мама. Самопроизвольное возгорание. Такое как-то случилось в одном мультике. Фьють! И черная кошка превратилась в черное облачко, которое потом осело на пол горсткой пепла.

Когда родительница вырвала лист бумаги из альбома и протянула ей, Ханна даже побоялась к нему прикоснуться. У нее получалось не очень хорошо раскрашивать, а портить похожесть с Мари-Анн не хотелось. При этом девочка была совершенно уверена, что сходство это мама идеально запечатлела во всем, от густых волос до лохмотьев. Будто Мари-Анн отделилась от Ханны и встала рядом со столом, позировать для собственного портрета.

Папа и на этот раз оказался прав: с таким реалистичным рисунком отправить Мари-Анн восвояси будет проще простого. Вполне возможно, где-то в глубине души он надеялся: это поможет отослать туда же и маму.

Она закрасила крохотный участок, стараясь нажимать как можно слабее. Потом посмотрела, одобрила результаты пробы, вновь взялась за работу и сделала цвет гуще. Ханна страшно гордилась, что ни разу не вышла за пределы контура, и Мари-Анн на бумаге оживала все больше и больше. Мама на нее время от времени поглядывала и поощряла комплиментами, но вскоре ее поглотил собственный рисунок. Каждый из них троих работал над своим проектом. Девочка была счастлива и светилась, как ее любимый карандаш цвета солнечных лучей. Сегодня семья заслужила короткую передышку.

СЮЗЕТТА