P. S. Я все еще люблю тебя - Дженни Хан (2016)

Я перестаю читать. Я помню тот день, когда мы оба не могли попасть домой. Сначала я, Джон и Крис тусовались втроем, но потом Крис нужно было уходить, и остались только мы с Джоном. Папа уехал на семинар, и я не помню, где в тот день были Марго и Китти. Мы так проголодались, что набросились на пачку «Скиттлс», которую Тревор припас под половицей домика на дереве. Думаю, я могла бы обратиться к Джошу за кровом и едой, но мне нравилось оставаться бездомной вместе с Джоном Амброузом Маклареном. Как будто мы были в бегах.

Должен сказать, твое письмо меня ошарашило. Когда мне было тринадцать лет, я был сопливым балбесом, а ты – взрослым человеком со сложными мыслями и эмоциями. Я даже яблоко не мог сам порезать и всегда просил маму. Если бы в восьмом классе я написал тебе письмо, в нем бы говорилось, что у тебя красивые волосы. И все. Просто: «У тебя красивые волосы». Я был таким бестолковым. Я понятия не имел, что нравлюсь тебе.

Несколько месяцев назад я видел тебя на Модели ООН в школе Томаса Джефферсона. Ты вряд ли меня узнала, но я тогда представлял Китайскую Народную Республику. Ты передала мне записку, и я окликнул тебя по имени, но ты так и ушла. Потом я пытался тебя найти, но тебя нигде не было. Ты меня не видела?

Больше всего мне любопытно, почему ты решила отправить мне это письмо спустя столько лет. Если захочешь позвонить мне, написать на мой новый адрес или связаться по электронной почте – буду рад.

Искренне твой, Джон.

P. S. Раз уж ты спросила, никто не называет меня «Джонни», кроме мамы и бабушки. Но тебе тоже можно.

Я медленно выдыхаю.

В средней школе у нас с Джоном Амброузом Маклареном было два «романтичных» эпизода. Первый – это поцелуй во время игры в бутылочку, который, честно говоря, был ни разу не романтичный. А второй – когда нас застал дождь во время урока физкультуры, и до этого года это был самый романтичный момент в моей жизни. Хотя вряд ли Джон помнит его в таком смысле. Если вообще помнит. Получить от него письмо после стольких лет – это все равно что вернуть его из мертвых. Это сильно отличается от нашей мимолетной встречи на Модели ООН в декабре. Тогда я будто увидела привидение. А это настоящий, живой человек, которого я знала и который знал меня.

Джон был умным. Он учился лучше всех из парней, а я – лучше всех из девчонок. Мы оба посещали продвинутые уроки для отличников. Больше всего он любил историю и всегда читал все, что задавали, но был хорош и в математике, и в физике с химией. Уверена, это не изменилось.

Если Питер вырос последним из парней в нашем классе, то Джон был первым. Мне нравились его золотистые волосы, светлые и солнечные, как початки молодой кукурузы. Он был невинный и розовощекий, как мальчишка, который никогда не попадал в неприятности, и все соседские домохозяйки были от него без ума. Он производил на них особенный эффект. И это делало его идеальным партнером по преступлению. Они с Питером всегда безобразничали вместе. Джон был умным и выдавал великие идеи, но слишком скромничал. Он не любил говорить, потому что заикался.

Джону нравилось быть мозгом операции, тогда как Питер хотел быть звездой. Поэтому как почести, так и наказания всегда доставались Питеру, ведь тот был проказником, а такого ангелочка, как Джон Амброуз Макларен, невозможно было в чем-то обвинить. Да и винить их было сложно. Люди очарованы красивыми мальчиками. В качестве наказания красивых мальчиков снисходительно треплют по голове и восклицают: «Ох, Питер!», их даже по запястью не шлепнут. Наша учительница английского, мисс Хольт, называла их «Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид», о которых никто из нас даже не слышал. Питер уговорил ее показать нам фильм на уроке, а потом они весь год спорили о том, кто из них Бутч, а кто – Сандэнс Кид, хотя для всех это было очевидно.