Новая Ты - Кэролайн Кепнес (2019)

Я убийца, и меня ждет тюрьма. Интересно, мне разрешат посмотреть «Третьего двойняшку» и «Хаос»? Мистер Муни даст мне напутственный совет? Посадят на электрический стул? Кормить будут так же плохо, как показывают в сериале «За решеткой» на Си-эн-эн? Буду я там качаться или стану доходягой? Обо мне напишут в «Википедии»? Газетчики придумают прозвище? Джо-бро? Таксист? Старина? Профессор? Лав-бой?

Процесс будет тянуться долго? Дез запрячет товар под кровать, снимет кепку «Лос-Анджелес доджерс», будет трясти головой, шикать на Литтл Ди и рассказывать репортерам, что я был «скрытным» и «не как нормальный пацан»? Прорвется ли Харви в телевизор на волне шумихи? Будет ли Келвин смеяться над этим на публике и плакать по ночам? Станет ли хвастаться знакомством со мной перед телками с «Тиндера»?

– Помогите! – кричу я и бьюсь об дверь. По рукам течет кровь.

Подошлют ли коллеги Финчера какого-нибудь отморозка, чтобы он мне отомстил? Станет ли мой дебютный ролик, сляпанный из «Реальной любви» и «Дороги перемен», вирусным? Я прославлюсь?

Покажут ли по местным новостям офицера Нико, который будет стоять на фоне своих дружбанов, затянутых в спандекс, и рассказывать, как наткнулся на меня той холодной зимой и отвез в больницу в Фол-Ривер? А доктор, который меня зашивал, поморщится от отвращения, когда увидит сюжет по телику? Или даже не вспомнит?

Я снова бросаюсь на дверь – и снова впустую.

Насчет Майло я не сомневаюсь. Наверняка уже летит сюда в одной из своих драных футболок, смотрит первую версию монтажа «Щенков и ботинок» и раздумывает, сколько придется выждать, прежде чем снова подбивать клинья к Лав. Интересно, просит он стюардессу принести еще выпивки или ему и так от счастья сносит крышу?

Примет ли жена доктора Ники обратно, когда его выпустят из тюрьмы? Сохранит ли он в тайне мою терапию?

Я обрушиваюсь на дверь – ничего, кроме боли.

Любовь… Войду ли я еще в нее? Или ее открытое сердце и пульсирующая вагина навсегда захлопнутся для меня? А для других?

Я замираю. Снаружи доносится шуршание. Кто-то вставляет ключ-карту. Открывается и захлопывается дверь. Сердце бешено бьется. Я буду бороться до конца. Больше им меня не запереть. Берусь за ручку. Как только копы разблокируют дверь, я рвану ее и брошусь на них.

Отодвигают комод. Я молю Господа о помощи. Дверь приоткрывается. Я толкаю ее и замираю… Это Лав!

Она вскрикивает:

– О нет! Что с тобой случилось?

Я сглатываю.

– Упал.

– Бедняга!

Она делает шаг, и целует меня в грудь, и смотрит прямо в глаза.

Думаю, я улыбаюсь, хотя наверняка сказать трудно – лицо саднит, тело пульсирует от боли.

– Ты заперла меня.

– Прости. Я знала, что ты попытаешься меня остановить. И не хотела, чтобы ты себе навредил.

Лав отступает. И тут наконец я замечаю, что выглядит она очень странно, будто собирается на хеллоуинскую вечеринку: алые губы, высокий пучок в стиле Дженнифер Лопес, под синим плащом цветастое платье. Она запускает руку в сумку и жестом факира достает кружку! Ту самую, из дома Сэлинджеров. Узор на ней гораздо ярче, чем мне помнилось. Но это точно она. Моя свобода!

50

Мы покидаем Литтл-Комптон и едем в Брауновский университет. Мне всегда было любопытно посмотреть, где училась Бек, и я никогда не думал, что найдется та, с которой можно будет говорить об этом в открытую. Лав паркуется у кампуса. Так я все здесь себе и представлял: тишина, зеленые газоны, деревья и старинные здания. Мы обходим стороной вездесущие «Старбакс» и «Урбан аутфиттерс» (что поделаешь, Америка!) и заглядываем в греческий ресторанчик. Лав заказывает курицу и салат. Я умираю с голоду, будто только что из тюрьмы вышел, поэтому беру все: кальмаров, пирог со шпинатом, баранью ногу, мусаку. Лав хохочет:

– Ты не лопнешь?

Шлепаю ее по руке:

– Полегче, мамочка.