– Да. Прошу прощения, нас ждут в комитете по организации парада.

Все вышли в коридор. Эд помахал рукой. Жест был универсальным и мог означать как «до свидания», так и «катитесь-ка с глаз моих долой». Вскоре они с мэром скрылись за углом коридора. Кэт презрительно фыркнула:

– Торопятся освоить доллары с наших налогов. Скорее бы прошло это чертово двухсотлетие.

В лифте они ехали вместе со служащей мэрии. Руки женщины были заняты большой кипой разноцветных листовок.

– Возьмите листовку! – бодреньким голосом предложила она.

Кэт взяла и прочла про себя: «Мэр Сэмпсон приглашает Вас на бал по случаю двухсотлетия Альбиона. Билеты круга гостей – 500 долларов. Билеты круга благотворителей – 2500 долларов. Билеты для ближнего круга – 10 000 долларов».

– Как вы думаете, Эд нам поможет? – спросил Адам.

– Если не поможет, я от него до самой могилы не отстану.

– Впервые слышу от вас такую серьезную угрозу, – засмеялся Адам.

– Едва ли, – пробормотала Кэт, продолжая разглядывать листовку.

Они вышли из лифта. Итак, билеты ближнего круга идут по десять тысяч долларов. Изабель заказала два.

– Я никому не угрожаю, – сказала Кэт и швырнула скомканную листовку в урну.

Повариха Адама приготовила им восхитительный обед. Корнуэльские куры в клубничном соусе, канадский рис. В ведерке со льдом дремала бутылка вина. А на столе, естественно, стоял канделябр со свечами. Все в лучшем виде, как думалось Адаму. Во всяком случае, он на это рассчитывал.

Но его ожидания не оправдались.

Кэт рассеянно гоняла по тарелке кусочек морковки. Куда девался ее аппетит? Вздохнув, она положила вилку и посмотрела на Адама.

– Все думаете об Эстерхаусе? – спросил он.

– И… обо всем остальном.

– Включая нас?

Она кивнула.

Адам поднял бокал и сделал глоток. Кэт смотрела и ждала, когда он хоть что-то скажет. Молчание было для нее непривычно.

«Почему же нам так тяжело друг с другом?» – думала она.

– Мне вредно здесь задерживаться, – сказала она.

Адам посмотрел на ее тарелку с едва тронутой едой.

– По крайней мере, здесь вы не питаетесь фастфудом.

– Я не о еде. Вредно с эмоциональной точки зрения. Я не привыкла рассчитывать на мужчину. У меня такое ощущение, будто я встала на ходули и едва держусь, ожидая неминуемого падения. Когда я смотрю на все это, – она обвела рукой элегантно сервированный стол, красиво подсвеченный серебряным канделябром, – этот мир кажется нереальным.

– А я? – спросил Адам.

– Не знаю, – ответила Кэт, глядя ему прямо в глаза.

Адам ущипнул себя за руку, пожал плечами и улыбнулся:

– По-моему, вполне реальный.

Кэт не оценила юмора. За весь вечер Адаму не удалось добиться от нее даже легкой улыбки.

– Кэт, если вы постоянно ждете, что вам сделают больно, рано или поздно это случится.

– Нет, верно как раз обратное: если ты постоянно готова, тебе никто не сделает больно.

Адам сокрушенно вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Замечательный прогноз на будущее.

Кэт засмеялась. Невесело, отрешенно.

– А я, Адам, не загадываю на будущее. Я проживаю каждый день, стараясь наслаждаться тем, что мне доступно. Сейчас я наслаждаюсь вашим обществом. Но я хочу взять с вас одно обещание: когда все это кончится, так мне и скажите. Не надо никаких словесных кружев, никаких вежливых иносказаний. Только правду. Если я не то, что вам нужно, если наши отношения не выстраиваются так, как бы вам хотелось, скажите мне об этом в лицо. Я не хрустальная. Не разобьюсь.

– Вы уверены?

– Уверена.

Кэт подняла свой бокал и невозмутимо отхлебнула. Адам знал правду. На самом деле ее сердце было таким же хрупким, как этот бокал. Просто она старалась этого не показывать. Быть слабой – ниже ее достоинства. Закваска Южного Лексингтона? Скорее всего, Кэт была убеждена: стоит только утратить бдительность, и он сделает ей больно.