Холодный огонь - Александра Торн (2022)

Любой человек помнил бы такое… хотя комиссар тут же задумался, а не отшибло ли Лонгсдейлу память после превращения. Вполне вероятно. Но все равно Натан с трудом мог себе представить, что кто-то добровольно захочет стать такой тварью. А тот, кто мечтает сделать из себя монстра, уж точно не станет биться насмерть с нечистью за людей, которые даже не знают о его существовании. Или станет? Может, это такое самопожертвование? Или наказание за какой-то грех? Биться и умирать – сколько раз за шестьдесят лет? А сколько еще раз, ведь впереди – бесконечная жизнь.

«Но зачем? Что его заставляет? Зачем идти на смерть снова и снова, даже зная, что не сможешь умереть? Неужели на свете найдется человек, способный на это по доброй воле? …но кто его таким сделал?»

Бреннона пробрал озноб. За что и кто приговорил Лонгсдейла к подобной участи? Какой тяжести преступление нужно совершить, чтобы…

…хотя, может, дело вовсе не в преступлении. Но комиссар отказывался понимать, что на свете существует некто способный превратить живого человека в чудовище ради… неужели ради борьбы с другими чудовищами? Но что же надо сделать с человеком, чтобы получить такое создание?!

Натан поднял голову – он уже был не один. Пес постоял у порога, неуверенно переступил с лапы на лапу и подошел. Сел перед комиссаром, не сводя с него мерцающих глаз, и опустил морду на подлокотник кресла. Бреннон несмело коснулся густой рыжей гривы. Ему почему-то никогда не приходило в голову, что эту собаку можно потрепать за уши, погладить или почесать ей загривок. Хотя хвост пса качнулся туда-сюда в ответ на прикосновение, Натан убрал руку.

– Ну как там, приятель?

Пес совершенно по-человечески пожал плечами. Бреннон склонился ниже, глядя в оранжевые глаза. Он не знал, каким образом животное заставляет его понимать выражение своей морды; казалось бы, за такой густой шерстью и тяжелыми брылями его вовсе не должно быть видно. Он еще никогда не видел это существо так близко и сейчас, вглядываясь в его глаза, отчетливо ощутил, что там внутри есть кто-то еще. Кто-то, чей взгляд делает собачьи глаза такими разумными; кто-то, пристально смотрящий на комиссара в ответ.

– Я узнаю, – тихо пообещал собаке Натан, – я узнаю, кто он.

Глаза пса понимающе сверкнули.

– Я узнаю, кто сделал его таким, – продолжал комиссар, – и я найду этого человека… найду, даже если это вовсе не человек.

Джен открыла дверь и резким кивком разрешила войти. Пес ввинтился в щель первым, обнюхал лицо и руки Лонгсдейла и завалился на коврик у кровати. Натан замялся на пороге, не зная, как бы обойти дев… двор… ведьму. Она насмешливо наблюдала за его муками, не двигаясь с места, так что комиссар совершенно против воли рассмотрел ее во всех подробностях. Фигура ее ничем не отличалась от юношеской: сухощавая, подтянутая, жилистая, без признаков бюста и прочих подобающих девушке округлостей. Джен была очень смуглой, с вьющимися черными волосами, резко очерченными скулами, бровями, челюстью и с тонким острым носом. Вообще она и без своей маски больше походила на юношу, особенно из-за темного пушка над верхней губой и на висках.

– Джен, – сухо сказал консультант.

Ведьма наконец посторонилась, и Бреннон проник внутрь. «Зато теперь я точно знаю, как она выглядит», – кисло подумал он.

– Ну как? – спросил Бреннон.

– Я его выследил.

– Гм. Это хорошо, но я имел в виду вас.

– Меня? – озадачился Лонгсдейл. Потом на его лице отразилось понимание. – А! Не волнуйтесь, он ничего не заметил.

– Тогда чего ж он кинулся?

– Он обнаружил мое присутствие, а не то, чем я занимался.

– Вы нашли его логово?

– Это слишком рискованно. Ифрит тут же сменит берлогу. Поэтому я… – Он замялся, пытаясь подыскать слова для объяснения совершенно чуждой человеку вещи. – Я его… заколдовал, – неуверенно произнес он. – Теперь я могу следить за его перемещениями. Вот почему у меня ушло столько времени.