Мертвый город - Камилла Стен (2019)

– Будем работать парами, – продолжаю я. – Не хочу, чтобы кто-то из вас входил в эти дома в одиночку. Они простояли заброшенными почти шестьдесят лет, а значит, крайне непрочны. Будьте очень осторожны с лестницами и подвалами, избегайте их при малейшем сомнении в надежности сооружений. Далее, для всех у нас есть с собой примитивное защитное снаряжение. Маски для лица немного топорные, но важно, чтобы они находились на вас, когда вы будете заходить внутрь. Вполне возможно, в кое-каких домах есть асбест, особенно в тех, которые построили в то время, когда шахту наиболее активно эксплуатировали во время войны; и мы не знаем, как обстоит дело с плесенью и прочим. Поэтому используйте маски, даже если они будут причинять неудобство.

Я делаю паузу и задумываюсь, хотя почти не сомневаюсь, что ничего не забыла. Теперь надо как-то закончить, и я говорю:

– И удачи вам, естественно!

Едва закрыв рот, уже начинаю думать, что фраза получилась идиотской.

– Как мы будем связываться между собой? – спрашивает Эмми. – Мой телефон бесполезен. У меня нет сетки с тех пор, как мы съехали с автострады.

– Ой, об этом как раз и забыла… – признаю́сь я. – Радиостанции. У нас есть радиостанции.

– Почему они работают, если телефоны мертвы? – спрашивает Эмми.

Я бросаю взгляд на Туне; та, криво улыбаясь, говорит:

– На самом деле мы не знаем, будут ли они функционировать здесь. Но – во всяком случае, по словам парня, с которым мы консультировались, – должны. Я целиком не поняла его объяснение, но соединение осуществляется на более местном уровне, поэтому сигнал распространяется иначе, чем у мобильников. Типа того.

– Он сказал, что, возможно, будут помехи, но рации должны работать, – добавляю я. – И потом, если все пойдет нормально, они нам даже не понадобятся. Это как с масками для лица. Они нужны лишь на всякий случай.

Эмми кивает.

– О’кей, – говорит она. – Замечательно. Теперь каждый должен выбрать себе команду, не так ли?

– Выбирать особо не из чего, – сухо замечает Туне. – Я и Алис собирались начать со школьного здания. Остальные могут взять на себя завод, а потом вернуться сюда.

Поворачиваюсь к Максу.

– Ты не против, если останешься с машинами и оборудованием? Я думаю, надо оставлять здесь «часового», каждый день. Тоже на всякий случай. Мы можем менять этого человека.

Макс отдает мне честь.

– Твоя воля – закон для меня. Ты же продюсер.

Я благодарно улыбаюсь. Потом смотрю на остальных – и чувствую, как моя улыбка становится все шире; меня охватывает приятное возбуждение.

– О’кей, – говорю. – Разбираем снаряжение – и в путь. Надеюсь, вы готовы для встречи с Сильверщерном.

Сейчас

Шершавые школьные стены, по-видимому, некогда имели белый цвет, но с тех пор минуло уже много лет; побелка посерела и приобрела грязноватый оттенок. Оконные рамы когда-то были покрыты блестящим черным лаком; теперь же они выглядят весьма неприглядно – рассохшиеся, полусгнившие, частично или полностью лишившиеся стекол. Четыре бетонные ступени, ведущие к рухнувшей внутрь наружной двери, все в трещинах и, похоже, еле живы.

Водонепроницаемый рюкзак сам по себе весит совсем не много, но в нем у меня карманный фонарь, моя собственная папка, которая значительно толще, чем у других, и литр воды. Его лямки уже начинают врезаться мне в плечи сквозь куртку.

Маска респиратора теплая, ее ремень немного давит на уши. Она вызывает слегка неприятные ощущения, подобные действию клаустрофобии, но когда мы, преодолев ступеньки, останавливаемся в дверном проеме, я с благодарностью думаю о ней.