Роковой выбор - Питер Джеймс (2019)

Сьюзен поставила свой чемодан перед крыльцом и немного постояла, стараясь избавиться от комка в горле. Странно приезжать сюда вот так, без звонка, словно она ребенок, бегущий домой от чужих людей. Неужели семь лет ее жизни с Джоном не более чем интермедия? Ее обуревали смешанные чувства. Она почти падала с ног от усталости и разницы во времени. Здесь, в Лос-Анджелесе, было шесть часов дня, в то время как в Лондоне – два часа ночи. У нее сильно болел живот. Эта бесконечная, обжигающая, словно от раскаленного ножа, боль усиливалась с каждым часом.

Ключ от дома все еще лежал у нее в кошельке, но она решила не доставать его. Это был не тот случай, когда можно было просто войти, устроив родителям приятную неожиданность. Она откинула москитную сетку, поднялась на крыльцо и позвонила в звонок.

Дверь отворила ее мать Гейл. Несколько секунд она стояла молча, открыв рот. Сьюзен смотрела на нее, не зная, что сказать. На ее матери были джинсы, трикотажная рубашка и тапочки. Она чуть-чуть пополнела с тех пор, как Сьюзен видела ее в последний раз, больше года назад, но в остальном почти не изменилась. Разве что морщины на ее лице стали еще глубже, будто кто-то подвел их карандашом, а в светлых волосах, небрежно забранных в хвост, было теперь больше седины. Когда-то ее мать была очень красивой женщиной, но после несчастья с Кейси она набрала вес и стала меньше за собой следить. Это было видно даже по ее покрытым красным лаком ногтям, которые раньше были безукоризненны, а теперь подстрижены кое-как.

С кухни тянуло запахом готовящейся пищи. Ее мать любила тушеное мясо с овощами, и в их доме всегда пахло хорошей едой. Теперь это пробудило в Сьюзен множество воспоминаний.

В синих глазах матери плескалось целое море вопросов. Беременные дочери не оказываются вдруг в нескольких тысячах миль от дома, у родительской двери, с чемоданом у ног, если у них в жизни все в порядке. Такого не бывает.

– Сьюзен, что…

Сьюзен сглотнула комок в горле, попыталась улыбнуться, но прежде, чем смогла что-нибудь сказать, начала плакать. В следующую секунду она уже рыдала на плече у матери и снова была маленькой девочкой – девочкой, которая упала и ушибла колено, а ее мать обнимала ее, крепко прижимала к себе, несмотря на разделявший их живот. Все будет хорошо, скоро все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Сьюзен приняла душ и немного отдохнула. Сейчас она сидела в большой комнате на старинной скамье со спинкой. Родители устроились в старых креслах по обе стороны от нее. Сьюзен помнила, как мать купила эту скамью – много лет назад, на гаражной распродаже в Санта-Монике. Ее отец Дик держал в грубых, испачканных краской руках бутылку пива, задумчиво смотрел на ее стеклянные изгибы и слушал. У него было худое морщинистое лицо, пушистые брови, проницательные глаза и мечтательная улыбка а-ля Генри Фонда. Его выцветший хлопчатобумажный комбинезон пах скипидаром.

Сьюзен, раньше думавшая, что выросла гораздо более сильным человеком, чем ее родители, чувствовала себя ребенком, о существовании которого она забыла много лет назад. Ее будто расспрашивали о каком-то детском проступке.

– Джон с ними заодно, – сказала она.

На их лицах отразился ужас – или просто недоверие, что тоже было возможно.

– А про какие символы на чердаке ты говорила? – спросила мать.

Сьюзен описала те символы, которые смогла вспомнить, затем рассказала об отрезанном пальце. Палец родителей обеспокоил.

– В этой сделке Джона с банком ты имела право голоса? – спросил отец.

– Да, я могла отказаться. – Сьюзен пожала плечами. – Я согласилась, потому… – Она заколебалась.

– Потому что доверяла Джону? – подсказала мать.

– Джон мне всегда нравился, – сказал отец. – Но он делец. Я всегда чувствовал, что деньги для него важнее всего на свете.

Сьюзен скривилась, потому что боль вдруг усилилась. Может, это ребенок шевелится.