Ганнибал - Томас Харрис (2013)

Доктор Лектер предполагает, что в Центральном аэропорте Детройта прибывшие разделятся на две очереди — в одной будут те, что с паспортами США, в другой — «Остальные». Он специально выбрал пограничный город, чтобы очередь «Остальных» была как можно длиннее. Самолет, в котором он теперь летит, переполнен канадцами. Доктор предполагает, что его прогонят сквозь контроль вместе с остальным стадом прибывших, при условии что это стадо его не отвергнет. Он же посетил с этими туристами несколько исторических мест и галерей, он же высидел в духоте вместе с ними весь этот полет… но ведь всему есть предел! Он не может есть вместе с ними эти самолетные помои.

Утомленные, со стертыми ногами, в надоевшей одежде, окруженные надоевшими спутниками, туристы роются в выданных им пакетах с самолетной едой и выуживают из сандвичей почерневшие в морозилке листики салата.

Не желая привлекать к себе внимание, доктор Лектер терпеливо ждет, пока другие пассажиры разберутся со своими злосчастными пакетами; он дожидается, пока они побывают в туалете, пока большинство из них заснет. Далеко, в голове салона, на большом экране идет давно утративший новизну фильм. Доктор Лектер ждет терпеливо, словно удав, поджидающий жертву. Рядом с ним над своим компьютером спит мальчишка. В огромном салоне самолета, там и сям над креслами, гаснут лампочки.

Тогда и только тогда, бросив осторожный взгляд на соседей, доктор Лектер достает из-под переднего кресла элегантную, желтую с коричневым коробку с ланчем от Фошона — парижского ресторатора. Она перевязана двумя лентами из прозрачного шелка, цвета их подобраны так, чтобы дополнять друг друга. Доктор Лектер заказал для себя замечательно ароматный гусиный паштет с трюфелями и анатолийские винные ягоды: сок все еще блестит слезами там, где ягоды отделили от стеблей. А еще здесь имеется половинная бутылочка его любимого коньяка. Это — «Сент-Эстеф». Шелковый бант распускается с легким шуршаньем.

Доктор Лектер собирается насладиться винной ягодой: он держит ее у самых губ, ноздри его раздуваются, вдыхая ее аромат, он размышляет — положить ли ягоду в рот целиком и раскусить одним великолепным движеньем зубов или же просто откусить половину; но тут электронная игрушка рядом с ним издает громкий писк. Еще и еще раз. Не повернув головы, доктор прячет ягоду в ладони и опускает глаза — взглянуть на мальчика в соседнем кресле. Из раскрытой коробки поднимается аромат трюфелей, гусиного паштета и коньяка.

Мальчишка принюхивается. Его узкие, маленькие, как у грызуна, глазки скашиваются в сторону коробки с ланчем доктора Лектера. И мальчишка произносит визгливым голосом, полным обиды и детской ревности:

— Эй, мистер! Эй, мистер!

Останавливаться он явно не собирается.

— В чем дело?

— Это что у них, такой особый обед?

— Нет.

— А что у тебя там тогда? — Ребенок поднимает к Лектеру умильную мордочку: — А дай мне тоже кусочек?

— С огромным удовольствием, — говорит доктор Лектер, отметив про себя, что голова мальчишки держится на шее, ничуть не толще копченой свиной шейки. — Только тебе не понравится. Это же ливер.

— Ливерная колбаса? Вот здорово! Мама разрешит! Моа-а-а-ам?

Какой-то противоестественный ребенок! Любит ливерную колбасу и то хнычет, то визжит.

Женщина в конце ряда, та, что держит на руках младенца, вздрагивает и просыпается.

Пассажиры в предыдущем ряду, откинувшие спинки кресел так, что доктор Лектер дышит запахом их волос, заглядывают назад через просветы между креслами:

— Послушайте, мы тут пытаемся заснуть!

— Моа-а-ам! Можно мне попробовать его самвич?

Младенец у матери на руках просыпается и громко плачет. Мать погружает палец куда-то в его пеленки, вынимает, убеждается, что результат отрицательный, и сует младенцу в рот соску.

— Что это вы там ему пытались дать, сэр?

— Это ливер, мадам, — говорит доктор Лектер как можно спокойнее, — я ничего ему не пытался дать…