Ганнибал - Томас Харрис (2013)

Из этой тьмы доносился звук ритмично работающей машины, вздыхающей при начале каждого цикла.

— Добрый день, агент Старлинг. — Звучный голос, усиленный механически. Звуки «д» и «т» отсутствуют.

— Добрый день, мистер Верже, — произнесла Старлинг в темноту. От яркого света сверху голове стало жарко. День был где-то еще, не здесь. День не мог сюда войти.

— Присаживайтесь.

Мне надо все это выдержать. Это хороший шанс. Долго же мне пришлось его ждать!

— Мистер Верже, наш разговор — это, по сути дела, дача показаний, и мне придется его записывать на диктофон. Вы не возражаете?

— Совсем нет. — Голос прозвучал между двумя вздохами аппарата, звук «с» отсутствовал. — Марго, я думаю, ты можешь нас оставить.

Не взглянув на Старлинг, Марго Верже вышла, шурша бриджами.

— Мистер Верже, я вам сейчас прикреплю микрофон к… одежде или к подушке, если это удобно. Или позвать сестру, чтобы она это сделала, как вам больше нравится?

— Будьте как дома, делайте, как хотите, — ответил он. Звуки «б» и «м» отсутствуют. Он подождал следующего цикла работы аппарата: — Можете сами прикрепить, агент Старлинг. Я тут, рядом.

Рядом не было никаких выключателей, Старлинг не заметила ни одного. Она решила, что ей, может быть, будет лучше видно в отражении света от ее собственных глаз, и направилась во тьму, вытянув вперед одну руку, на запах хвои и бальзама.

Когда он включил свет, она оказалась гораздо ближе к кровати, чем думала.

Старлинг не изменилась в лице. Но рука, державшая микрофон, дернулась назад, может, на дюйм.

Ее первая мысль возникла отдельно от ощущения в груди и в желудке; это была мысль о том, что аномалии его дикции объясняются полным отсутствием губ. Вторая мысль — что он вовсе не слеп. Его единственный голубой глаз смотрел на нее через устройство вроде монокля с приделанной к нему трубочкой, с помощью которой поддерживалась нужная влажность слизистой, поскольку веко тоже отсутствовало. Что же до всего остального, то хирурги многие годы назад сделали все, что могли, с помощью пересадок и растяжки кожи.

Мэйсон Верже, безносый и безгубый, с полным отсутствием мягких тканей на лице, представлял собой сплошные зубы, как некоторые странные создания, обитающие в глубинах океана. Шок возникает вместе с пониманием того, что это все-таки человеческое лицо, а за ним прячется ум. Все внутри переворачивается, когда видишь его мимику, движения челюсти, поворот глаза, устремленного на тебя. На твое нормальное лицо.

У Мэйсона Верже были очень красивые волосы, и самое странное было в том, что именно на них было тяжелее всего смотреть. Черные с проседью, они были заплетены в косу, достаточно длинную, почти до полу, если ее сбросить с подушки. А сейчас коса была свернута в толстый жгут на груди, вернее, на похожей на панцирь черепахи крышке аппарата искусственного дыхания. Нормальные человеческие волосы над развалинами цвета прокисшего молока, коса отсвечивает как рыбья чешуя…

А под простыней на приподнятой больничной кровати — давно парализованное тело, истончающееся, переходящее в ничто.

Перед лицом Мэйсона висел прибор управления — устройство из прозрачного пластика, похожее на флейту Пана или на губную гармошку. Он свернул язык трубочкой, коснулся кончика одной из трубок и выдохнул вместе со следующим циклом работы аппарата. Кровать отреагировала на это жужжанием мотора и слегка повернулась, чтобы обратить его лицом к Старлинг, и приподняла изголовье.

— Я благодарю Бога за все, что со мной случилось, — произнес Верже. — Для меня это было спасение. Вы приняли Иисуса, мисс Старлинг? Вы верующая?

— Я воспитывалась в строгой религиозной атмосфере, мистер Верже. И сохранила все, что тогда приобрела, — ответила Старлинг. — А теперь, если вы не возражаете, я прикреплю вам вот это к наволочке. Так не будет мешать, правда? — Голос ее звучал слишком деловито, как у медицинской сестры, и ей это не нравилось.