Каждый вдох - Николас Спаркс (2019)

На кухонном столе стоял радиоприемник, и Хоуп его включила – музыка являлась частью ритуала. Она крутила колесико настройки, пока не нашла нежную мелодию. Прибавив звук, Хоуп вспомнила, как радио играло в тот вечер, когда они с Тру впервые занялись любовью.

Достав из холодильника бутылку вина, открытую вчера, Хоуп налила в бокал не больше чем на один глоток. Как и музыка, вино тоже было частью ритуала открывания шкатулки, но так как сегодня предстояло вести машину, Хоуп сомневалась, что допьет хотя бы это.

Она подошла к столу и присела. Шкатулка стояла там, где Хоуп оставила ее накануне. Отставив бокал в сторону, она придвинула шкатулку к себе. Та была тяжелая, из массива очень плотного дерева, шоколадно-карамельного цвета, с нарочито большими медными петлями. Хоуп невольно залюбовалась искусной резьбой на крышке и стенках: оригинально стилизованные слоны и львы, зебры и носороги, жирафы и гепарды. Она увидела эту шкатулку на уличной ярмарке в Роли и, узнав, что вещь изготовлена в Зимбабве, сразу решила ее купить.

Джош, однако, вовсе не был очарован приобретением.

– Для чего, черт побери, такое покупать? – поморщился он, жуя хот-дог, пока Джейкоб и Рейчел играли в надувном замке. – Куда ты ее поставишь?

– Я еще не решила, – ответила Хоуп. Дома она отнесла шкатулку в спальню и поставила под кровать. Дождавшись, когда в понедельник Джош ушел на работу, Хоуп кое-что убрала в шкатулку и спрятала ее на дно коробки с детской одеждой на чердаке, зная, что Джош туда в жизни не заглянет.

После возвращения из Сансет-Бич Тру ни разу не попытался дать о себе знать. Первые год-два Хоуп боялась увидеть письмо в почтовом ящике или услышать его голос на автоответчике. Когда по вечерам звонил телефон, она напрягалась, собираясь с духом на всякий случай. Странно, но облегчение оттого, что это не Тру, сменялось разочарованием. Впрочем, он сразу написал в своем единственном письме, что в новой жизни Хоуп третий будет лишним, и она с болью в душе осознавала, что это правда.

Сама Хоуп не писала ему даже в худшие дни, когда брак с Джошем трещал по швам. Ей приходила мысль разыскать Тру; несколько раз она готова была так и сделать, но устояла перед искушением. Сбежать к нему было легко, но что дальше? Второго расставания ей не выдержать, да и семью Хоуп намеревалась сохранить. К Джошу у нее накопился длинный список претензий, но дети для Хоуп были важнее всего, она не могла делить свое внимание между ними и кем-то еще.

Поэтому Тру жил только в ее воспоминаниях – иначе Хоуп не могла. Она хранила памятные вещицы в шкатулке, время от времени перебирая ее содержимое, предварительно убедившись, что ей не помешают. Всякий раз, как шла программа о царственно прекрасных африканских животных, она обязательно включала телевизор, а в конце девяностых открыла для себя книги Александра Маккола Смита и сразу увлеклась, потому что действие многих романов разворачивалось в Ботсване – не Зимбабве, конечно, но совсем близко, по ее мнению. Книги открыли для нее мир, о котором Хоуп решительно ничего не знала. За последнюю четверть века о Зимбабве несколько раз писали в крупных газетах и «Ньюс энд обсервер», выходившей в Роли; Хоуп узнала о конфискации земель правительством Зимбабве и гадала, что сталось с фермой, где вырос Тру. Она прочла, что в стране гиперинфляция, и сразу забеспокоилась, как это скажется на туриндустрии. Иногда по почте приходили туристические каталоги, и Хоуп сразу открывала раздел сафари. Хотя в основном сафари предлагались в ЮАР, иногда попадались упоминания о лодже в Хванге, и Хоуп долго рассматривала фотографии, стараясь почувствовать мир, который Тру называл домом. Ночью, лежа в кровати, она признавалась себе, что ее чувства к Тру остались такими же сильными и реальными, какими были много лет назад, когда Хоуп впервые прошептала, что любит его.