Богиня хаоса - Ольга Пашнина (2021)

– Сколько живут драконы? – Я вдруг подняла голову и посмотрела в темные глаза, где отражались отблески пламени из камина.

– Что?

– Сколько ты проживешь? Драконы ведь живут дольше людей.

– Столько, сколько протянет сердце. Оно не вечно.

– Но речь ведь о нескольких сотнях лет, так? Драконы могут жить тысячи… сердце было небольшое, дракон, которому оно принадлежало, погиб молодым, так?

– Да, полагаю.

– Тебе не страшно? Оставлять их всех. Брина, младшая сестра, племянница – они умрут, а ты будешь жить дальше. Ты не боишься?

– Кто сказал, что буду? Однажды в этом не останется смысла. Сердце можно остановить. Оно забилось, когда мне было нужно, и остановится, когда я так решу.

А как понять, что момент для решения наступил? Я не стала спрашивать, не уверенная, что готова услышать ответ или что он вообще мне нужен.

Открыла коробку, в которой на черном бархате лежали серьги. Тончайшие нити с крошечными красно-оранжевыми камушками, даже в слабом освещении гостиной ослепительно сияющими. Нити были такой толщины, что уже с расстояния двух шагов камни казались облаком блесток, запутавшихся в волосах. Или крошечных искр. Настоящие сережки огненной принцессы.

– Это Брины, – пояснил Бастиан, – я дарил ей, когда она поступила в Школу Огня.

– Я не могу принять ее серьги, – с трудом выговорила я, сглотнув внезапно возникший в горле ком.

– Она просила, чтобы я подарил тебе что-нибудь из ее любимого.

– Почему ты выбрал их?

– Тебе пойдут.

Я не смогла отказаться. Хотела, как тогда, в Бавигоре, гордо задрав нос пройти мимо и бросить что-то вроде «Пока ты не поймешь, как ошибся во мне, благодарности выглядят лицемерно», но не смогла, влюбилась в тонкие ниточки с первого взгляда. Их даже страшно было брать в руки, казалось, что от малейшего ветерка искорки рассыплются и превратятся в пыль.

Я не смогла справиться с хрупкой на вид застежкой и уже пожалела, что поддалась порыву и стала надевать серьги прямо здесь. Нужно было сделать это в комнате, в одиночестве и у зеркала, но с продуманностью действий у меня всегда было не слишком хорошо.

Бастиан вдруг потянул ко мне руки и перехватил выскользнувшую из некстати онемевших пальцев сережку. Я замерла, даже дышать перестала, прислушиваясь к стуку сердца, когда он вдел серьгу мне в ухо и застегнул. Невесомые нитки коснулись шеи, а пальцы – тонкой кожи под мочкой уха, и мне стало не то жарко, не то холодно.

Сразу же вспомнился один эпизод на первом курсе, когда Бастиан еще находился между жизнью и смертью, а Лорелей потащила нас к колдовским дубам. Когда пришлось раздеваться на глазах однокурсниц и призрачного Бастиана. Тогда я узнала, что взгляд можно вполне физически ощутить, а сегодня – что простое прикосновение к уху или ничего не значащий жест (убрать волосы на другую сторону, чтобы вдеть серьгу) может быть эротичнее самого откровенного поцелуя.

Я не выдержала. Когда указательным пальцем Бастиан погладил кожу под нитью сережки, хныкнула и уклонилась, привычно спрятав шею под иссиня-черными кудрями. Крылья непроизвольно дернулись, готовые спрятать меня от неожиданного проявления нежности, обращенной совсем не ко мне.

Или ко мне, но не этой «мне». Или… черт, я понятия не имею, кто я такая, но виню Бастиана в том, что он не может в этом разобраться.

– Спасибо за сережки. Передай Брине мое большое спасибо. Спокойной ночи.

И снова я сбежала, как нашкодивший кот, даже не пытаясь сдержаться, сорвалась на бег и скрылась за дверью жилого корпуса. Как хорошо, что Бастиан теперь живет в преподавательском корпусе! Или в городе? Не поедет же он в ночь в Спаркхард, Кейман наверняка выделил ему комнату. Я никогда этим не интересовалась. И еще миллионом вещей, которыми поинтересоваться все же стоило.