Хотелось хода прибавить, чтобы избежать нежелательной встречи, но сдержалась. Все равно не смогу убежать, какой смысл еще больше позорится?

Поэтому остановилась и хмуро посмотрела на подруг, бегущих ко мне через дорогу. Как всегда обе легкие, воздушные. Когда-то и я такой была, и наша троица смотрелась очень органично, а сейчас от меня лишь тень осталась, и эта тень сжалась еще больше при их приближении.

С Алисой я тогда не успела поговорить, а вот наш разговор с Натальей помнила очень хорошо. И она помнила, судя по тому, как смотрела на меня, расстроено, грустно, будто извиняясь.

— Привет, Тань, — они поздоровались, а я только кивнула.

То ощущение единства, которое свойственно друзьям, давно исчезло. Теперь рядом с ними я ощущала себя скованно, неуверенно. Да и они тоже замялись, не зная, что говорить.

— Как дела? — наконец промямлила Алиса.

— Лучше всех, — получилось монотонно, без единой эмоции.

— Правда? — уточнила она, вскинув на меня наполненный надеждой взгляд.

— Нет.

Конечно же, нет! Это очевидно, не надо задавать мне глупых вопросов!

Я злилась. Да, на них я злилась, и обида, таившаяся в глубине души снова всколыхнулась. Они для меня как родные были, сестры о которых мечтала с самого детства. Только все зря. Отвернулись, как и все остальные.

— Я рада, что ты вернулась, — подала голос Наташа. Обычно бойкая младшая Бекетова в этот раз мялась, не знала, куда себя девать.

— Все рады, — поддержала ее подруга.

— Хорошо, что мне удалось вас порадовать, — я не сдержала колкость.

Здесь всегда все рады. Одна, мать ее, большая радостная семья. Изгнали меня не заслуженно — радость, справедливо, но насильно вернули обратно — тоже радость. Только мне одной хреново до невозможности.

— Нам тебя не хватало. Если вдруг что-то потребуется — обращайся, с радостью поможем, — Алиса попыталась разрядить обстановку, но я лишь еще больше рассердилась.

— Алиса, не надо! Где были вы все год назад? — кивнула через плечо, обозначая прошедшие события, — где была ваша помощь, когда от меня все отвернулись?

Они молчали обе, с несчастным видом переглядывались, краснели.

— Нам так жаль, — прошелестела Наташа.

— Не стоит. Ваша жалость и помощь нужны были тогда, — мой голос дрожал от негодования, от слез, которые собрались в уголках глаз, — а сейчас не надо. Я привыкла справляться сама.

— Тань, — Алиска жалобно всхлипнула, — ну прости. Все выглядело так… хреново, очевидно. А когда эта волчица безумная пришла и вывалила все… ты не представляешь, как я жалела. Ревела всю ночь.

— И я.

— Бедные! Тяжело же вам пришлось, — желчь невозможно было удержать. Она кипела и требовала выхода, — я так понимаю все в поселке в курсе подробностей?

— В курсе. Ты же знаешь, у стаи нет секретов.

— Знаю, — именно в этот момент окончательно решила, что уйду. Мне не нужны вот такие диалоги. Мне вообще ничего от них не нужно. Пусть катятся на все четыре стороны со своими извинениями.

— Танюш, прости, что обидели тебя.

— Никаких обид, девочки, — примирительно развела руками, — обидеть могут свои: близкие, родные, друзья, а чужие навряд ли.

— Тань, не надо так, пожалуйста, — у Наташи слезы из глаз покатились, — мы не чужие.

Я лишь головой покачала:

— Помнишь, что ты сказала мне в прошлый раз?

Бывшая подруга стала белой, как полотно:

— Я сама не осознавала, что говорю…

— Все ты осознавала! — оборвала ее нетерпеливо, — И была права. Мне больше нет места в Черных Тополях. Я здесь никто… и вы для меня — никто.

Обошла их и, вцепившись потными пальцами в ремешок сумки, поспешила прочь, а бывшие подруги только в спину смотрели, не решившись остановить.