— Именно. Я высоко ценю своих партнеров и их близких. Разумеется, все это будет отражено в договоре. Не считайте себя обязанным. Для меня важно быть уверенным в том, что вы и ваша жена сможете вести комфортную и приятную жизнь, пока вы будете работать у нас. Я понимаю, что у вас и вашей жены могут быть семейные узы, связывающие вас с тем местом, где вы живете сейчас. Но я не предлагаю вам переехать на другой конец страны. — Милтон наклонился вперед и улыбнулся. — Вы будете жить поблизости. Кроме того, здесь вы обретете новую семью.

Кевин кивнул.

— Это звучит… превосходно. Разумеется, мне нужно все обсудить с женой, — быстро добавил он.

— Разумеется. А теперь давайте немного поговорим о законах и о моих принципах.

Он снова придвинулся к столу, и тень, скрывавшая его лицо, исчезла.

— Закон должен абсолютно четко толковаться и не менее четко исполняться. Правосудие — это преимущество, но не основа законодательной системы. Система законодательства создана для поддержания порядка и управления людьми. — Милтон развернулся, посмотрел на Кевина и снова улыбнулся. — Всеми людьми — и так называемыми добропорядочными гражданами, и криминальными элементами.

— Сочувствие, — тон Милтона более всего напоминал университетского профессора, — это прекрасное качество, но в законодательной системе для него места нет. Это субъективное и несовершенное чувство, которое постоянно меняется, тогда как закон должен быть совершенным, не подвластным времени и универсальным.

Он сделал паузу и взглянул на Кевина. Тот быстро кивнул.

— Думаю, вы меня понимаете и согласны со мной.

— Да, — кивнул Кевин. — Возможно, я бы сформулировал это иначе, но я согласен.

— Мы с вами адвокаты — и это главное. И пока мы помним об этом, нас ждет успех.

Глаза Джона Милтона горели абсолютной уверенностью. Они буквально гипнотизировали Кевина. Джон Милтон говорил размеренно и ритмично, порой так тихо, что Кевину казалось, что он читает по губам собеседника и произносит фразы следом за ним. А потом голос Милтона неожиданно обретал силу и мощь.

Сердце Кевина бешено билось, кровь прилила к щекам. Подобное ощущение в последний раз он испытывал, когда в школьной баскетбольной команде играл матч на звание чемпионов. Тренер Марти Макдермотт произнес в раздевалке такую речь, что на площадку они вышли, пылая желанием порвать противника в клочья. Тогда он дождаться не мог, когда мяч окажется в его руках. Теперь же он не мог дождаться, когда можно будет оказаться в зале суда.

Джон Милтон медленно кивнул.

— Мы понимаем друг друга гораздо больше, чем вы можете себе представить, Кевин. Как только я понял это, то сразу же отправил к вам Пола. — Он какое-то мгновение смотрел на Кевина, потом улыбнулся — улыбка вышла озорной. — Возьмем ваше последнее дело…

Милтон откинулся в кресле и, казалось, расслабился.

— Дело Лоис Уилсон? Учительницы, которую обвинили в домогательстве к детям?

— Именно. Вы блестяще построили защиту. Вы выявили слабые места в линии обвинения и двинулись вперед, сосредоточившись именно на них.

— Я знал, что у директора на нее зуб. И мне было известно, что другие девочки лгали…

— Разумеется. — Милтон наклонился и протянул вперед руки, словно желая обнять Кевина. — Но вы знали и то, что Барбара Стэнли не лжет. И что Лоис Уилсон виновна.

Кевин замер.

— Нет, конечно, вы не знали этого наверняка, но в глубине души понимали, что она домогалась Барбары Стэнли. Вы знали, что Барбара побоялась пойти к директору одна и подговорила подружек сделать то же самое. Идиот директор решил уволить учительницу…

— Я не был в этом уверен, — медленно проговорил Кевин.