– К тому же, как ты видишь, забыть я и не пытаюсь. – Мия показывает на фотографии.

– Я посмотрел. Впечатляющая подборка. Все есть.

– Спасибо. Это чтобы мне одиноко не было.

Я снова обвожу взглядом фотографии, представляя себе, что когда-нибудь они дополнятся и детьми Мии, у нее появится новая семья, это будет следующее поколение, к которому я уже не буду иметь никакого отношения.

– Я знаю, что это всего лишь фотки, – продолжает она, – но иногда они серьезно помогают мне вставать по утрам. Ну, плюс кофе.

Ах да, кофе. Я возвращаюсь на кухню, открываю шкафчики, зная, что там должны быть чашки, хотя и удивляюсь, когда вижу, что это та же самая коллекция керамики пятидесятых-шестидесятых, из которых я уже не раз пил раньше; поразительно, что Мия таскала их из общаги в общагу, из квартиры в квартиру. Я принимаюсь искать свою любимую, на которой изображены танцующие кофейники, и я чертовски рад, что она все еще здесь. Это почти все равно как если бы и моя фотография оказалась на стене. Хоть какая-то часть меня все еще существует, даже если большей уже нет.

Я наливаю себе, потом Мие, добавив каплю смеси сливок и молока, как она любит.

– Мне фотографии нравятся, – говорю я, – так интересней.

Мия кивает и так дует на кофе, что оно идет рябью.

– Я вспоминаю их, – говорю я, – каждый день.

Она как будто бы удивлена. Не тем, что я о них думаю, а тем, что я, наконец, признался. Мия торжественно кивает.

– Знаю.

Она проходит по комнате, легонько проводя пальцем по рамкам фотографий.

– У меня уже место кончается. Последнюю серию с Ким пришлось разместить в ванной. Ты с ней общаешься?

Мия наверняка знает о том инциденте с Ким.

– Нет.

– Правда? Значит, и про скандал не в курсе?

Я качаю головой.

– Она в прошлом году бросила колледж. Когда в Афганистане началась война, Ким решила, что к черту все, хочу быть фотографом, а лучшая школа – горячая точка. Взяла фотоаппарат и улетела. Начала продавать свои снимки «Ассошиэйтед Пресс» и «Нью-Йорк Таймс». Ходит теперь в бурке и прячет под ней все свое оборудование, а потом распахивает ее и снимает.

– Уверен, что миссис Шайн в восторге. – Мама Ким была печально известна своим стремлением от всего ее ограждать. Последнее, что я о ней слышал, это как она неистовствовала по поводу того, что дочь едет учиться в другую часть страны, Ким же парировала, что именно в этом и весь смысл.

Мия смеется.

– Ким поначалу сказала своим, что решила просто отдохнуть один семестр, но дела у нее пошли настолько хорошо, что она официально во всем призналась, а у миссис Шайн случился официальный нервный срыв. К тому же ведь Ким – приличная еврейская девушка, оказавшаяся в мусульманской стране. – Мия дует на кофе, отпивает глоток. – Но, с другой стороны, она теперь публикуется в «Нью-Йорк Таймс», плюс получила заказ от «Нешнл Джиогрэфик», так что миссис Шайн есть чем похвастаться.

– Да, перед этим матери трудно устоять, – соглашаюсь я.

– Ты в курсе, что она большая поклонница «Падающей звезды»?

– Миссис Шайн? Я-то всегда думал, что она больше по хип-хопу.

Мия ухмыляется.

– Нет. Она слушает дет-метал. Только хардкор. Ким. Говорит, была на концерте в Бангкоке. Шел проливной дождь, а вы все равно играли.

– Она там была? Жаль, что не зашла за кулисы поздороваться, – говорю я, хотя и знаю, почему Ким этого не сделала. Но на концерт все же пришла. Наверное, немножечко меня все же простила.

– Я ей то же самое сказала, но ей пришлось уехать сразу же. Она в Бангкоке собиралась отдохнуть, но в то время как вы выступали под дождем, где-то еще разыгрался ураган, и ей пришлось сорваться с места, чтобы его заснять. Она у нас отчаянная.

Я представляю себе, как Ким гоняется за повстанцами из «Талибана» и ныряет за падающими деревьями. Почему-то это оказывается удивительно легко.

– Забавно, – начинаю я.

– Что? – спрашивает Мия.