Кукушка - Натали Дэниелс (2020)

В этом кабинете я впервые; меня провела сюда по веренице коридоров регистраторша. Или тюремщица, не разберешь… Собственно, может, это даже не она, а он – телосложение, как у носорога. Во внутреннем дворике меня сразила свежесть воздуха. Я остановилась, подставила лицо солнцу. Волосы у меня рыжие, а кожа – землистая, истомилась по свету. Как мало я его раньше ценила!.. Носорожиха дернула за руку, и я поплелась через двор за ее тяжелой перекатывающейся тушей.

Прошли мимо Чокнутой Ситы в телекомнате, с руками, так сказать, не при деле. Я ей помахала, а она уставилась в ответ, как будто впервые меня видит. Что скажешь, чокнутая. Здешнее заведение – сущий муравейник коридоров, дверей, линолеумных полов и мятно-зеленых стен. Миновали столовую. Скрипуха смеется о чем-то с поваром; делаю мысленную пометку – похоже, у них любовь-морковь. Она что-то ему говорит, и он перестает улыбаться. Так постоянно: при моем появлении поворачиваются головы и вытягиваются шеи. Удивленно понимаю, что стала знаменитостью. Наверное, в таком положении и Лия, только улыбки не тают.

В комнате, где мы сейчас находимся, в дверь вделана стеклянная противоударная панель. За стеклом виднеется мордоворот, вышагивающий по линолеуму в форме из полиэстера. Окон нет. Слабо пахнет грязными носками Джоша и поп-корном с карамелью. По сути, это допросная. Сбоку от стола установлено записывающее оборудование. Я – с одной стороны, сержант Аллан и доктор Робинсон – с другой. Из нас троих лишь сержант чувствует себя комфортно; он ослабил ворот. Меня привели в наручниках.

В сержанте нет ничего примечательного. Под шестьдесят, седина, красное одутловатое лицо, много пьет. Как будто сошел с полицейского конвейера.

Нет, беру свои слова обратно, кое-что необычное все-таки есть: странный сипящий голос, словно включили туалетную сушилку для рук. Такое впечатление, что ему больно говорить. Мне это знакомо. Мы могли бы посипеть дуэтом.

Сержант достает из папки бумаги; ногти у него обгрызены. Вытаскивает маленькую стопку полароидных снимков, перетянутую резинкой. На секунду решаю, что сейчас покажет фотографии из отпуска. «Это мы с женой в Маргейте…»[4] Нет, я ошиблась, лицо слишком серьезное. Снимает со щелчком резинку и аккуратно откладывает ее в сторону. Я пытаюсь поймать взгляд доктора Робинсон, но она отводит глаза и смотрит на первый снимок. Сержант медленно переворачивает его и неторопливо подвигает мне через стол.

Энни. Лежит на белой простыне, с голым животом, волосы распущены, веки сомкнуты, рот широко открылся, в нос вставлена трубка – как из ее туристического набора. На груди феерические синяки, точь-в-точь как настоящие, темно-красных и фиолетовых оттенков. Нежно улыбаюсь – дочурка превзошла сама себя. Мне суют следующее фото. Опять Энни, с другого ракурса. Перепачканная фломастером разжатая рука покоится вдоль тела – ногти накрашены моим черным лаком, который почти уже облупился. Большой палец отведен в сторону, как будто она говорит кому-то: «Класс!» Наверное, только что вынула изо рта. Тщетно ищу подтверждение, глядя на другую руку, – в ней должен быть клочок заношенного старого меха, который она обычно нюхает, когда сосет палец. Они с Полли странная парочка – если меха нет, то, для пущего удовольствия, Энни нюхает руку Полли. Нередко можно застать обеих на диване за просмотром «Доктора Кто»: Полли терпеливо держит негигиеничный кулак, а Энни нюхает его и сосет палец.

Подвигают очередной снимок. О да, Полли. Тоже на простыне. Образ более сдержанный; Энни переборщила с синяками. В носу такая же трубка – наверное, стащили у Джоша. Ну и влетит им!

Невольно смеюсь.

Поднимаю глаза на сержанта и доктора Робинсон. Они ошарашены и серьезны.

Сержант Аллан резко встает. Наклоняется, упираясь обгрызенными ногтями в стол; на лоб падает седая прядка, лицо покраснело, сиплый голос на удивление спокоен.

– Чтоб вам сгнить в аду, миссис Мортенсен.