Когда я закрываю глаза - Ава Рид (2021)

Я прижался спиной к двери, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Мне нужна передышка. Голова кружилась.

Я закатал рукав пуловера. Татуировка надежно скрывала шрам, но я никогда не забывал, что он есть. Никогда. Благодаря внимательным родителям и последующей терапии я мог смотреть на него без страха. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы так было и дальше.

Вспоминая тот день, я будто видел чужую жизнь. Это как смотреть через ту безумную штуку, в которой образуются узоры, искажаются изображения и все блестит. Кажется, это называется калейдоскоп.

Теперь многое стерлось из памяти. Но я отчетливо помнил лица родителей, когда пришел в себя в больнице. Первым делом я подумал не о том, почему выжил, а удалось ли маме отмыть кровь с белых плиток и отстирать бежевые старые половики. Сначала мама плакала, а папа ругался, потом плакал папа, а ругалась мама.

А я просто лежал.

«Жизнь по-настоящему безумна, – думал я. – Некоторым людям не дают быть счастливыми, но и умереть не позволяют».

Больше я не пробовал покончить с собой, но мысли об этом были. Я солгал бы, заявив, что после одной такой попытки все проблемы растворяются в воздухе. Что можно просто сказать: «Раз не вышло, значит, буду жить дальше». Или что получится сделать вид, будто этой атомной катастрофы в жизни никогда не случалось. Нет, после неудачного самоубийства будет плохо: первое время или всю жизнь. Это ужасно, и для каждого ужасно по-своему.

Мне было все равно, жить или умереть. Я не видел ничего плохого ни в том, ни в другом. Нет, хуже всего оказался страх перед двумя вещами. Я боялся завтрашнего дня и всех за ним следующих, а также упреков, которые, без сомнений, на меня посыплются. Я боялся фраз, слов, которые впиваются в тело пистолетными пулями, разрывая органы, которые ранят, но не убивают. Но упреков не последовало. Был только один вопрос, который мне задавали как в течение двух лет, пока длилась терапия, так и после нее: «Почему?»

Почему ты захотел уйти? Почему ты это сделал? Почему не нашлось другого пути? Почему твоя жизнь так плоха?

И за всеми этими «почему» следовал немой вопрос: «Кто?» Терапевт догадался, родители, к счастью, нет. «Кто-то принуждал тебя к этому? Кто делает твою жизнь невыносимой? Кто и почему?»

Кто и почему… Я думал о тех временах, когда все меня угнетало, и в одночасье из давно прошедшего и далекого это сделалось очень близким. В одночасье вернулась боль.

Я разрыдался. Я рыдал, рыдал, рыдал – как маленький мальчик. Как мальчик, которым когда-то был. Как тот Сэм, который потерял свою Нору, а с ней и прежнюю жизнь. Как будто это произошло прямо сейчас. Возможно, это рыдал Сэм завтрашнего дня, который уже знает, что это произойдет снова.

Больно.

Мы были друзьями. Лучшими друзьями.

Но для меня Нора была не просто другом.

Это и теперь так – и одновременно не так. Я разрывался между желанием рассказать Норе обо всем, заявить, что она поступает нечестно, что она поступила нечестно, и желанием попросить ее забыть о прошлом. Это причиняло невыносимые страдания.

Я плакал навзрыд, пытался успокоиться, но безуспешно.

Вскрылись старые раны. Как же мне хотелось избавиться от них! Но не получалось. Никогда не получалось. Жизнь устроена иначе, а любовь – тем более…

И я рыдал.

А что мне еще оставалось?

16

Нора

Ray Dalton – In My Bones

До дома я добралась к вечеру.

Часы, проведенные у Сэма, были чудесными, но утомительными, как и дорога туда-обратно. Мне было хорошо, хотя единственное, чего я хотела, – это немедленно лечь спать. Тело умоляло об отдыхе, но взбудораженность, любопытство и амбициозное желание снова обрести себя с помощью списка слились внутри в гремучую смесь, из-за которой я не могла уснуть.

Ни одного нового сообщения. Ни от друзей, ни от моего парня.

Это плохо, что мне все равно?