Жизнь - Юлия Ларосса (2019)

– Поэтому, продолжайте жить своей светской жизнью и не мешайте нам выполнять свою работу!

Я увидел, как брат сжал кулаки и двинулся к детективу. Предчувствуя беду, я резво встал с места и выгодно привлек к себе внимания всех собравшихся.

– Намеренным поступком, детектив? – спокойно уточнил я.

Искоса увидел, как Виктор резко дернул головой на звук моего голоса и остановился.

– Вы сказали, что я отключил прослушку безрассудно или намеренно. Почему вы выбрали именно это слово?

Мортиса окинул меня острым взглядом:

– А сами-то как думаете?

Я сделал паузу и ответно посмотрел в его серые глаза. Нещадный мужчина, лет сорока, с военной выправкой и сильным характером. У такого человека взлет по карьерной лестнице идет стремительно и уверенно на зависть окружающим коллегам. У него нет помех на пути – ни жены, ни детей, ни друзей. Его окружают враги, завистники или безразличные коллеги.

Слишком явно. Для меня.

Он понял это. Ему не нравился мой высокомерно-проницательный взгляд. Детектив злился и становился жестче на глазах.

– Свои догадки я предпочитаю оставлять при себе, – насмешливо выдал я. – До определенного времени.

– Позаботьтесь, чтобы ваши догадки не стали единственным оправданием! – угроза прозвучала в его голосе.

Значит, я не ошибся в своих предположениях.

Ах, черт, как же я не люблю быть прав в такие моменты!

– Оправдания мне не нужны, – в таком же тоне парировал я. – Ибо ошибок не совершаю.

Я развернулся и пошел к выходу.

– Мы еще не закончили! – выкрикнул мне в спину Мортис.

Уже открыв дверь, я бросил через плечо:

– Отныне мы будем с вами общаться только в присутствии моих адвокатов. Доброй ночи, господа!

Не дождавшись ответа, я быстро зашагал прочь, желая как можно быстрее покинуть это место.

У подъездного крыльца меня поджидала толпа репортеров. Я, проигнорировав блики фотовспышек, и выкрики, сел на заднее сидение своего автомобиля. Черные, ядовитые мысли роились в моем сознании. Картины, звуки и эмоции смешались внутри меня.

Мне нужна тишина. Мне необходимо одиночество. Я должен окунуться в него, насладиться и насытиться им. Только так я смогу разобраться в этих мыслях, найти выход и принять правильное решение. Глядя на пролетающие мимо пейзажи ночных улиц Барселоны, я гнал от себя одно единственное назойливое и мучительное желание. Вернее уверенность в том, что больше всего… я хочу Зою.

Я сжал руки на коленях и сделал глубокий вдох и медленный выдох.

Почему чаще всего мне кажется, что в ее объятиях я смогу обрести новую силу, которую прежние привычные способы моральной «подпитки» дать мне не способны?

Еще один человек пострадал из-за меня. Мы были знакомы несколько месяцев. Он не был моим другом. Просто он оказался хорошим человеком. Хоакин хотел уберечь меня, действуя иррационально. За это он получил пулю.

Мне повезло. Он стался жив. Выстрел пришелся в левое плечо. Его увезли в больницу, скрывая от назойливых репортеров.

Я плакала два часа и тридцать две минуты. Считала время, чтобы успокоиться. Я не знаю почему, но слезы текли неустанно. Какой в них смысл? Какой толк? Я задавала себе вопросы, пытаясь их остановить.

Разве могут мои слезы вернуть к жизни профессора Эмпе? Разве способны они исцелить Хоакина? Разве они дадут надежду, что больше никто не пострадает? Нет, нет и нет. Тогда почему же я трачу свое время на них?!

Первое желание моего следующего утра заключалось в необходимости творить. Я хотела рисовать! Я стояла напротив мольберта, освещенного предрассветным небом, и гадала: что же мне больше всего нужно излить на белый холст?