Ловушка для птиц - Виктория Платова (2018)

…Снимок Филиппа Ерского, который Сергей Валентинович показывал бармену, перекочевал из интернета и мало чем отличался от его портрета на афишах. Вообще, с настоящими – личными, только ему принадлежащими вещами, дела обстояли более чем странно. Это – единственный вывод, который смогла сделать следственная группа Брагина после четырехчасового обыска в пентхаусе Ерского. По удивительному стечению обстоятельств он находился в том же элитном жилом комплексе, где оторвал себе квартиру Лёха Грунюшкин. Только Лёхина квартира располагалась совершенно в другом крыле, тремя этажами ниже. И была в три раза меньше. Но и из нее вид открывался роскошный. Что уж говорить о пентхаусе! Бескрайние городские дали, вплывающие в окна, просто завораживали.

Особенно сильно они потрясли Пашу Однолета, паренька из Костомукши. Вкупе с бескрайними далями собственно пентхауса.

– Охренеть, – то и дело повторял Паша, стоя на границе мраморного пола и питерского влажного воздуха, отделенного от квартиры панорамным окном. – Охренеть.

– Возьми себя в руки, – посоветовал проходящий мимо Брагин. – И займись наконец делом.

Впрочем, в квартире Ерского было так мало вещей, что помощь Однолета не особенно и требовалась. Самый минимум мебели, пусть и очень дорогой: холодильник (по странному стечению обстоятельств – двоюродный, если не родной, брат холодильника из квартиры на Коллонтай) – американский. Кухня была выписана из Италии, оттуда же – гостиный гарнитур, состоящий из винтажного стола красного дерева и шести стульев. Спинки стульев венчали геральдические гербы неизвестных Брагину аристократических родов, а сам стол покоился на искусно вырезанных львиных лапах.

Тонкая работа, ничего не скажешь.

Пентхаус представлял собой открытое «студийное» пространство, лишь условно поделенное на зоны: кухня располагалась в самом его начале, затем следовала секция «рыцарей Круглого стола», как обозвал ее Однолет. А в дальнем углу Филипп Ерский устроил что-то наподобие репетиционной: небольшой подиум с пюпитром, мощная акустическая система, пара софитов и два больших стеклянных тубуса, вмонтированных в стену. В них хранились скрипки. Обе были концертными, одна – авторства Жана Батиста Вийома, французского скрипичного мастера девятнадцатого века, а вторая – самого великого Амати.

– Са-мо-го! Амати! – с придыханием и присвистом, понизив голос до трагического шепота, сообщил Брагину Олег Николаевич Кныш, питерский представитель Филиппа Ерского, предусмотрительно приглашенный Брагиным в качестве понятого. Второй понятой выступала Варвара Дымшиц, приходящая домработница. В ее обязанности входило убирать квартиру раз в неделю, по субботам, вне зависимости от того, находится ли Филипп Ерский в Санкт-Петербурге или гастролирует за границами России.

– Да я его последний год, почитай, и не видела, – сообщила Брагину Варвара. – Да он мне тут и не нужен совсем, под ногами путаться.

Сергей Валентинович слабо представлял себе, как можно путаться под ногами на площади в двести квадратных метров.

– Как же вы общались, Варвара Владимировна?

– А чего общаться? Мое дело телячье – перетри тут все, перемой. Не больше! – Домработница воздела к небу вытравленный бытовой химией указательный палец. – Его и в стране не бывает почти, какое общение?

– А сам он как? – Брагин не терял надежды подвинуть Варвару к личным ощущениям, но та все гнула свое:

– Откуда же мне знать? Я же вам русским языком говорю: не встречаемся. А так – очень аккуратный человек. Не мусорит. Бардак за собой не оставляет. Да и не из чего бардак лепить. Сами видите – квартира пустая.

– А расплачивается с вами как?

– Деньги ежемесячно на карточку кладет. И всегда вовремя.

– А если что-то экстренное?

– Что? – искренне удивилась Варвара.

– Ну, не знаю. Трубу прорвало?

– Смеетесь? Здесь квартиры бешеные миллионы стоят. И трубы, поди, из золота. Пока держатся.

– Ну вдруг…