Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

Я позволил себе заметить, что происходит в Бешеле. По-прежнему войти в Копула-Холл пыталось больше путешественников, чем выйти из него, но по мере нарастания паники усиливался опасный обратный поток. Поднялся шум, продвижение очередей затормозилось; те, кто стоял сзади, не понимали, что происходит, но они блокировали путь тем, кто прекрасно это знал и пытался сбежать. Улькомцы не-видели суматоху в Бешеле, отворачивались от нее и переходили через улицу, чтобы избежать иностранных проблем.

– Выходите, выходите…

– Выпустите нас! Что…

Среди испуганных людей я заметил куда-то спешащего человека. Он привлек мое внимание тем, как тщательно он пытался не бежать слишком быстро, не казаться слишком крупным, не поднимать голову. Я решил, что это стрелок, потом передумал, потом передумал снова. Он протиснулся мимо последней кричащей семьи и беспорядочного строя бешельской полиции, которая пыталась восстановить порядок, но точно не знала, что нужно делать. Он протискивался в сторону выхода и поворачивал, осторожно, но стремительно уходя прочь.

Наверное, я издал какой-то звук. Убийца в нескольких десятков шагов от меня оглянулся. Он заметил меня, а затем инстинктивно развидел – потому что я был в форме, потому что я был в Уль-Коме. Но даже пока он отводил взгляд, он что-то понял и зашагал прочь еще быстрее. Я уже видел его раньше, но не мог вспомнить – где. Я в отчаянии поглядел по сторонам. Ни один полицейский не знал, что нужно преследовать именно его, а я находился в Уль-Коме. Я спрыгнул с крыши машины и быстро пошел вслед за убийцей.

Улькомцев я отталкивал в сторону: бешельцы стремились поскорее убраться с моего пути, одновременно пытаясь меня развидеть. Я видел их удивленные взгляды. Расстояние между мной и убийцей сокращалось. Я смотрел не на него, а на один из объектов в Уль-Коме – так, чтобы следить за стрелком периферийным зрением, не фокусируясь на нем, едва оставаясь в рамках закона. Я пересек площадь. Два улькомских милиционера неуверенно окликнули меня, но я их проигнорировал.

Убийца, наверное, услышал звук моих шагов. До него уже оставалось несколько десятков метров, когда он повернулся. Он увидел меня, и его глаза расширились от удивления, но он, осторожный даже в эту минуту, не задержал на мне взгляд. Он посмотрел обратно в Бешель и ускорился, двигаясь по диагонали к Эрманн-штрас и прячась за трамваем, едущим в Колюб. В Уль-Коме дорога, на которой мы находилась, называлась «шоссе Сак-Умир». Я тоже прибавил шаг.

Он снова оглянулся и зашагал быстрее, пробегая сквозь толпы бешельцев, быстро заглядывая в кафе, освещенные цветными свечами, в книжные магазины Бешеля – в Уль-Коме это место было не таким оживленным. Ему следовало зайти в магазин. Возможно, он не сделал этого, потому что на тротуарах ему пришлось бы пробираться сквозь пересеченные толпы. Возможно, что во время погони он рефлекторно уклонялся от глухих переулков и тупиков.

Убийца побежал налево, в узкую улицу. Я – за ним. Он бежал быстро, словно солдат. Расстояние между нами увеличивалось. Владельцы магазинчиков и пешеходы в Бешеле глазели на убийцу; те, кто находился в Уль-Коме, смотрели на меня. Мой объект преследования перепрыгнул – гораздо легче, чем я, – через стоявший на пути мусорный бак. Я знал, куда он направляется. Старые города Бешеля и Уль-Комы тесно пересекаются, но на окраинах начинается разделение на сплошные и иные районы. Это не была погоня, это не могло быть погоней. Это просто были два ускорения. Мы бежали, он в своем городе, я – у него на хвосте, разъяренный – в своем.