Генералы вбивали в память компьютеров новые данные — тысячи «единиц» личного состава, сотни «коробок» танков и бронетранспортеров и сотни разнокалиберных «огурцов», тысячи тонн снарядов и патронов, десятки тысяч литров горючки, без счета зимних рукавиц, муки, полевых кухонь, ботинок, консервов, бинтов, портянок, котелков… Которые так запросто в нужный квадрат не перебросить. Которые нужно расконсервировать, выгрузить из складов, подтащить, поднять на машины, довезти до станции, разгрузить и затащить в вагоны и на платформы, перевезти за сотни километров по забитой составами, разбомбленной железной дороге, вновь разгрузить и лишь тогда бросить в бой, где через два-три часа от всего этого — от людей и техники — ничего не останется. И, значит, к исходу третьего часа к разбитым позициям необходимо подтянуть свежий личный состав и новые танки и артиллерийские установки и новые портянки и консервы…

— Нет, не успеваем. Мы застреваем где-то здесь, под Рязанью, и дай бог, если успеваем перебросить два полноценных батальона.

— А если самолетами? Транспортниками Второй воздушной?

И снова в компьютеры, в ход войны вводятся измененные данные — заправка горючим, погрузка — разгрузка, прикрытие с воздуха и земли, подлетное время, вражеские перехватчики, пропускная способность военных, гражданских и резервных аэродромов, количество уцелевших взлетно-посадочных полос, подъездные пути, количество машин, зенитные батареи, время разгрузки транспортников…

— Не получается. У Второй воздушной к этому времени останется треть бортов.

— А Первая?

— Первая прижата к аэродромам Шестым воздушным флотом противника.

Нет, нельзя перебросить Сороковую армию. Нет такой технической возможности! И Седьмая гвардейская, и Вторая танковая, и Десятый отдельный артполк, и еще без счету полков и батальонов, оставшихся в стянутом войсками противника котле, обречены на полное уничтожение.

И все труднее засевшему в подземных бункерах в Подмосковье командованию успевать за стремительно меняющейся картиной театра военных действий, за стрелами наступлений, врубающихся в нашу оборону, раздирающих стыки армий и устремляющихся в прорыв десятками полнокровных дивизий в соответствии с генеральным планом наступления, разработанным в Генштабе противника.

И уже сданы Брянск, Псков и Смоленск, а на южном направлении две армии противника прорвались к Волгограду, отрезая центр России от Краснодарского края и Закавказья, и почти наверняка там не остановятся, а форсированным маршем пойдут дальше по ровным как стол степям, с южного подбрюшья России угрожая Поволжью и стремясь перерезать Транссиб.

И уже по всей территории России бушует война. Ив Москве, Туле, Ярославле и во всех городах европейской части, в Поволжье и на Урале, в Екатеринбурге и Челябинске догорает промышленность. Потому что выдвинутые к самым нашим границам из Польши, Чехии, Прибалтики и Турции сотни ракет средней дальности запросто накрывают пол-России. А в Балтике авианосцы, подошедшие к самому Кронштадту, утюжат Питер и весь северо-запад взлетающими с интервалом в тридцать секунд палубными штурмовиками. И утюжат Мурманск и Архангельск. А у нас нет авианосцев, и наши ракеты средней дальности не могут дотянуться до врага. Мы по их столицам можем отвечать только единичными залпами ракет стратегического назначения. А если ими отвечать, то будет термоядерная война, без побежденных и победителей. И, значит, нельзя отвечать!

И придется отступать.

— Все, тупик. Остается задействовать тактическое ядерное…

— У нас там остатки Шестой армии.

— Значит, придется бить по Шестой армии, бить по своим… Играем…

Тактические ядерные заряды взорвались в мешанине их и наших отступающих войск, накрыв всех и в том числе ни в чем не повинное местное население ядерным грибом.