Диверсия - Андрей Ильин (2000)

Где-то кривые успеха обрывались в самом начале. Что означало, что раз упоминавшаяся в какой-то заметке фамилия уже никогда более не мелькнула на страницах прессы и документов рядом с искомой фамилией. Где-то кривая тянулась строго вверх, навсегда отрываясь от горизонтали власти. Где-то шла как биссектриса строго посредине шкалы времени и места. Без единого провала. Без единого пропуска. Их было много — кривых человеческих жизней. И почти ни одной похожей.

— Сделано.

Все лица, когда-либо имевшие контакт с интересующим меня объектом, были уложены в систему временных, географических и должностных координат. Все они были распяты на ней, как на голгофском кресте.

— Все?

— С русским алфавитом все. Но есть еще латинский шрифт.

— Иностранные контакты?

— Иностранные. Будем писать?

— Конечно. Всех будем, даже тех, кто с ним один-единственный раз, случайно вместе в сортир сходил! Никаких привилегий! Чем иностранцы лучше наших?

— Ничем.

— Тогда пишите.

— Тогда пишу. Александр Анатольевич переключил шрифт с кириллицы на латынь.

— По алфавиту?

— По алфавиту!

И снова сотни людей просеялись сквозь сито заданных фамилий. Без оглядки на звания, должности и места проживания. И каждый угодил в уготованную ему лузу.

— Готово!

— А теперь мы проведем сортировку. Неудачников — к неудачникам. Карьеристов — к карьеристам. Середнячков — к середнячкам. Возможно такое?

— Отчего же нет.

Сотни графиков перетасовались как карточная колода и распались на три кучки. Самая полная — середнячков. Середнячков всегда больше в этой жизни. Неудачников и баловней судьбы — примерно поровну.

— Получите.

— Замечательно.

— Что замечательно?

— Замечательно быстро у нее все это получается.

— На то она и машина. Что дальше?

— А дальше мы сделаем следующее…

С тем, что «дальше», нам пришлось ломать голову три дня. Мы никак не могли друг Друга воспринять. Программист — меня. Машина — его. Я их обоих.

— Я не пойму, что вы хотите в результате всего этого получить?

— Итоговую таблицу. Окончательный вывод.

— Но выводы уже есть. Отдельно по каждой позиции.

— А мне нужно не сто таблиц, а один вывод!

— Не понимаю!

— Ну хорошо, давайте сначала…

И снова, отсматривая предлагаемые варианты, я говорил:

«Нет».

«Не подходит».

«Нет!»

«По новой!»

«По новой!»

И лишь на сто первый раз я прервал бесконечную цепочку провалов:

— Остановитесь! — И после паузы: — И, если возможно, вернитесь назад.

— К первым введенным в память статьям?

— Нет, так далеко не надо, — поморщился не самой веселой шутке я. — Только на одну последнюю позицию.

— Пожалуйста.

— А теперь еще раз. И еще. И еще.

— А вы знаете, Александр Анатольевич, в этом что-то есть. Мы все же, кажется, нашли то, что искали.

— Очень рад. А то я думал, мне никогда уже не выпутаться из ваших этих стран, городов и фамилий. Запускать?

Я еще раз посмотрел на компьютер, на Александра Анатольевича и сказал:

— Запускайте!

Экран монитора мелькнул и высветил картинку. — Ту, которую я меньше всего ожидал увидеть.

Иногда самые большие потрясения приходят к нам самым банальным образом. Как сейчас — всего лишь последовательным нажатием нескольких клавиш.

Я откинулся на спинку стула и замер, широко раскрытыми глазами уставившись в экран.

Тот вывод, что он предлагал мне, истиной быть не мог. Потому что не мог быть истиной никогда!

Какие там, к черту, подозреваемые мной должностные злоупотребления и финансовые махинации! Какие мелкомафиозные разборки! Дело было совсем не в них. В сравнении с тем, что я увидел на экране, они были детской шалостью воспитанниц института благородных девиц!

— Что с вами? — напряженно спросил Александр Анатольевич. — Вам плохо? Вам помочь?