Талантливый мистер Рипли - Патриция Хайсмит (2016)

Том сделал вывод, что ее хорошее расположение духа объясняется тем, что она думает, будто Том уехал в Америку через Париж. Вместе с письмом Мардж пришло письмо от синьора Пуччи, который сообщил, что продал в Неаполе три предмета мебели за сто пятьдесят тысяч лир и что у него на примете потенциальный покупатель яхты, некто Анастасио Мартино из Монджибелло, который обещал сделать первый взнос в течение недели, а вот дом удастся продать разве что летом, когда снова появятся американцы. За вычетом пятнадцати процентов комиссионных сумма от продажи мебели составила двести десять долларов, и Том тут же отметил ее в ночном клубе, где заказал роскошный ужин, во время которого он сидел в изысканном одиночестве, при свечах, за столиком для двоих. Он, в общем-то, ничего не имел против того, чтобы ужинать и посещать театры в одиночестве, позволявшем ему сосредоточиться на образе Дикки Гринлифа. Он отламывал хлеб по кусочку, как это делал Дикки, вилку держал, как Дикки, в левой руке, глазел на другие столики и на танцующих с таким проникновенным и благожелательным восторгом, что официанту приходилось дважды повторять свой вопрос. Кто-то помахал ему из-за столика, и Том узнал американскую пару, с которой встречался на рождественской вечеринке в Париже. Он, в свою очередь, также их поприветствовал. Даже фамилию вспомнил – Соудерсы. В продолжение вечера он больше не смотрел в их сторону, но они уходили раньше его и остановились возле его столика, чтобы поздороваться.

– В одиночестве? – спросил мужчина. Он был немного навеселе.

– Да. Раз в году я встречаюсь здесь сам с собой, – ответил Том. – Отмечаю кое-какую годовщину.

Американец довольно безучастно кивнул, и Том понял, что мужчина не знает, что бы такое умное сказать, и чувствует себя неловко, как на его месте чувствовал бы себя любой американец из провинциального городка, столкнувшийся с космополитической уверенностью и достоинством, деньгами и хорошей одеждой, пусть даже эта одежда была на его соотечественнике.

– Вы, кажется, говорили, что живете в Риме? – спросила его жена. – Мы забыли, как вас зовут, но очень хорошо помним, что встречались с вами на Рождество.

– Гринлиф, – ответил Том. – Ричард Гринлиф.

– Ах да! – с облегчением произнесла она. – У вас здесь квартира?

Похоже, она собралась запомнить его адрес.

– В настоящее время я живу в гостинице, но собираюсь перебраться на квартиру, как только там закончится ремонт. Я остановился в «Элизео». Может, позвоните как-нибудь?

– С удовольствием. Через три дня мы уезжаем на Майорку, но у нас еще много времени!

– Буду рад вас видеть, – сказал Том. – Buona sera![39]

Снова оставшись один, Том вернулся к своим тайным мечтаниям. Надо бы открыть счет в банке на имя Тома Рипли и время от времени переводить туда по сотне долларов. Дикки Гринлиф пользовался услугами двух банков – в Неаполе и Нью-Йорке, – и на каждом счету у него было около пяти тысяч долларов. Он мог бы открыть счет на имя Рипли, начиная с пары тысяч, и внести туда сто пятьдесят тысяч лир, вырученных от продажи мебели в Монджибелло. Как-никак, ему приходилось теперь думать о двоих.

15

Том посетил Капитолий и Виллу Боргезе, тщательно исследовал Форум и взял шесть уроков итальянского языка у старика, жившего неподалеку, который вывесил в своем окне объявление о том, что обучает итальянскому. Том назвался вымышленным именем. После шестого урока Том решил, что знает итальянский не хуже Дикки. Он помнил наизусть несколько предложений, которые Дикки когда-то произносил. Теперь он знал, как нельзя говорить. Например: «Но paura che non с’е arivata, Giorgio»,[40] – произнес Дикки как-то вечером у Джорджо, когда они ждали Мардж, а она запаздывала. Следовало сказать «sia arrivata», в сослагательном наклонении, после выражения опасения. Дикки никогда не использовал сослагательное наклонение, а в итальянском к нему прибегают довольно часто. Том стал обращать на это внимание.