Первородный грех - Филлис Джеймс (2005)

— Да, лорд Стилгоу, Де Уитт и я поднялись в малый архивный. Это была, я думаю, естественная реакция на сообщение: хотелось самим убедиться, так ли это. Джеймс первым туда добежал. Стилгоу и я не могли за ним угнаться. Когда мы пришли, Клаудиа все еще стояла на коленях у тела брата. Она встала, повернулась к нам и протянула к нам руку… Жест был какой-то странный. Она будто выставляла это чудовищное преступление на всеобщее обозрение.

— Как долго вы оставались в комнате?

— Это должно было занять меньше минуты. Но казалось гораздо дольше. Мы все сгрудились вместе в дверном проеме, смотрели, не отрывая глаз, не веря и ужасаясь. Кажется, никто не произнес ни слова. Знаю, что я молчал. Все в комнате виделось необычайно четко. Похоже, что шок придал моим глазам особую остроту восприятия. Я видел все до мелочей на теле Жерара и в самой комнате с необычайной ясностью. Тут заговорил Стилгоу. Он сказал: «Я позвоню в полицию. Здесь мы ничего сделать не сможем. Комната должна быть немедленно заперта, и я буду держать ключ у себя». Он взял дело в свои руки. Все вышли вместе. Клаудиа заперла за нами дверь. Стилгоу забрал ключ. Остальное вам известно.

26

В бесчисленных разговорах и спорах, занимавших сотрудников «Певерелл пресс» в течение многих недель и месяцев после трагедии, все согласились на том, что пережитое Марджори Спенлав было опытом совершенно уникальным. Мисс Спенлав, старший редактор, явилась в Инносент-Хаус точно в свое обычное время, а именно — в 09.15 утра. Она еле слышно сказала сидевшему у коммутатора Джорджу «Доброе утро», но тот, потрясенный происходящим, ее не заметил. Лорд Стилгоу, Донтси и Де Уитт находились наверху, у трупа, в малом архивном кабинете, миссис Демери в раздевалке нижнего этажа приводила Блэки в чувство, окруженная остальными сотрудниками издательства, и холл на какое-то время оставался совершенно пустым. Мисс Спенлав прошла прямо к себе в кабинет, сняла жакет и принялась за работу. Работая, она обычно не замечала вокруг ничего, кроме лежащего перед ней текста. Все в «Певерелл пресс» утверждали, что ни в одном из литературных текстов, отредактированных мисс Спенлав, невозможно было найти ни одной пропущенной ошибки или опечатки. Лучше всего ей удавалась работа с документальными и научными произведениями, хотя изредка ей бывало трудновато в текстах современных молодых авторов отличить грамматические ошибки от культивируемого ими и столь хваленого «непринужденного» стиля. Ее редактура касалась не только смысла слов, их употребления и формы: ни одна географическая или историческая неточность не ускользала от ее внимания, никакие несоответствия в погоде, топографии местности или одежде не оставались незамеченными. Авторы ее очень ценили, несмотря на то что их беседы с ней по поводу окончательного одобрения текста оставляли у них такое чувство, будто они только что пережили весьма травматическую встречу с наводящей ужас школьной директрисой.

Сержант Роббинс вместе с констеблем-детективом обыскивали Инносент-Хаус вскоре после своего прибытия туда. Обыск был довольно поверхностный: никто всерьез не мог и представить себе, что убийца все еще находится в здании, если только он не один из сотрудников издательства. Поэтому сержант Роббинс, возможно, вполне простительно, не стал заглядывать в небольшой туалет на третьем этаже. Когда он направлялся вниз, чтобы вызвать Донтси, его острый слух уловил легкое покашливание в соседнем с туалетом помещении. Открыв дверь, сержант неожиданно обнаружил перед собой пожилую даму, работающую за письменным столом. Сурово глядя на него поверх очков-полулун, дама спросила:

— Позвольте, кто вы такой?

— Сержант-детектив Роббинс из столичной полиции. Как вы сюда попали?

— Через дверь. Это мой кабинет. Я здесь работаю. Я старший литературный редактор издательства «Певерелл пресс». Как таковая, я имею полное право здесь находиться. И весьма сомневаюсь, что то же самое можно сказать о вас.